По прошествии двух недель к причалу Невольничьей Гавани подошел
кхандский корабль, предназначенный для перевозки рабов. Капитан,
несколько удивленный безлюдьем на пристани, отправился в город:
назад он вернулся сопровождаемый тремя вооруженными харадримами и
заплетающимся от страха языком потребовал на берег носильщиков из
числа команды. Впрочем, груз, который им надлежало принять на борт
для отправки в Кханд, привел бы в содрогание кого угодно.
Это были полторы тысячи выделанных человеческих кож, точным
счетом – 1427 штук: всё население городка Невольничья Гавань за
изъятием семерых младенцев, которых Фасимба, по неведомой причине,
всё же пощадил. На каждой из них рукою городского писаря (с тем
честно расплатились за работу – казнили его последним и
сравнительно легкой смертью) было нанесено имя владельца, а также
подробно описано, каким именно пыткам тот был подвергнут перед тем,
как быть освежеванным. На кожах, принадлежавших женщинам, было
помечено – сколько именно черных воинов всесторонне оценили
достоинства их владелиц; женщин в городе было мало, а воинов много,
так что цифры были разные, но во всех случаях впечатляющие... Лишь
немногим жителям Невольничьей Гавани посчастливилось заработать
краткую пометку «погиб при штурме». А последним номером программы
было чучело, изготовленное из губернатора, который приходился
родственником самому калифу. Профессиональные таксидермисты,
вероятно, не одобрили бы использование в качестве набивочного
материала бисера (того самого, которым кхандцы платили за рабов),
однако у Императора были свои резоны.
...Одни скажут, что такая чудовищная жестокость не может иметь
никакого оправдания: вождь харадримов, дескать, просто-напросто
облек в форму мести угнетателям свои собственные садистские
наклонности. Другие примутся рассуждать об «историческом
воздаянии»; ну а что при этом не обошлось без «эксцессов и
перегибов» – так что ж поделать, харадримы – не ангелы, они за
прошлые годы такого нахлебались... Дискуссия на эти темы вообще
представляется довольно бессмысленной, а в данном конкретном случае
просто не имеет отношения к делу. Ибо то, что Фасимба сотворил с
жителями злосчастного городка, не было ни спонтанным проявлением
патологической жестокости вождя, ни местью за страдания предков – а
был это важный элемент тонкого стратегического плана, задуманного и
осуществленного с абсолютно холодной головой.