Халаддин, не теряя ни минуты, навалил дров в угасающий костер и,
устроившись так, чтобы не загораживать свет, одним отработанным
движением распорол липнущую к пальцам штанину Тангорна. Крови было
порядком, хотя для такой глубокой раны можно считать, что не так уж
и много – бедренная артерия по крайней мере не задета; хвала
Единому, что эльфийские клинки чуть ли не втрое уже вастакских.
Так... жгут... теперь затампонировать... Сержант, обойдя стоянку,
деловито прикончил двоих вастаков, подававших признаки жизни, и
опустился на корточки рядом с военлекарем.
– Что скажешь, доктор?
– Ну что – бывает и хуже. Кость цела, связки, сколько я вижу,
практически не задеты, самые крупные сосуды – тоже. Подай-ка вон ту
тряпицу.
– Держи. Идти он сможет?
– Шутить изволите?..
– Тогда, ребята, – разведчик тяжело поднялся на ноги и зачем-то
тщательно отряхнул песок с колен, – тушите свет и сливайте воду.
Двое-то удрали, и гнаться за ними по этой темнотище уже без смысла.
Еще до рассвета они добредут до этого своего опорного пункта на
тракте – заплутать по дороге им просто негде, чеши себе прямиком на
север по краешку хаммада. Как только развиднеется, они начнут
прочесывание. Улавливаете?
Тангорн внезапно приподнялся на локте, и Халаддин с ужасом
понял, что тот оставался в полном сознании всё то время, пока они
ковырялись в его ране. Костер ярко высветил лицо барона, оранжево
блестящее от пота; голос его, впрочем, ничуть не утратил прежней
твердости, разве что чуть осел:
– Не берите в голову, парни. В конце концов я должен был стать
покойником еще позавчера; доведись мне переиграть кон, я
распорядился бы отсрочкой точно так же... – с этими словами он
резко оттянул вниз свой ворот, открывая сонную артерию. – Давайте,
сержант, – чик-чирик, и дело с концом... а то больно уж неохота
обратно – по шейку в песочек. Уносите ноги, и удачи вам. Жаль, наше
знакомство было столь скоротечным, но тут уж ничего не
попишешь.
– Я, барон, человек простой, – спокойно отвечал Цэрлэг, – и
привык действовать по уставу. А пункт сорок второй, к вашему
сведению, говорит ясно: «укол милосердия» дозволяется лишь при
прямой угрозе того, что раненый попадет в руки врага. Вот появится
прямая угроза – завтра, к примеру, – тогда и поговорим.
– Не валяйте дурака, сержант! За каким хреном гробиться всем
троим – меня-то этим вы всё равно не спасете...