– Эльфийское вино всё уже высосали, до капли?
– Тебе оставили.
Цэрлэг, оглядев товарищей и прикинув оставшееся расстояние,
распорядился принять по дозе колы. Он знал, что завтра (если оно
для них наступит) организмы их заплатят и за это снадобье, и за
маковую смолку кошмарную цену, но выбора не было – иначе точно не
дойти. Впоследствии Халаддин убедился, что этот участок пути
совершенно стерт из его памяти. При этом он отчетливо помнил, что
кола тогда не только вдохнула силу в его измученные мышцы, но и
необыкновенно обострила чувства, позволив как бы вобрать в себя
разом весь окоем – от рисунка созвездий, расцветившегося вдруг
множеством невидимых ему ранее мелких звезд, до запаха кизячного
дыма от чьего-то немыслимо далекого костерка, – а вот ни единой
детали собственного их пути припомнить не получается.
Этот провал в памяти окончился так же внезапно, как и начался;
мир вновь обрел реальность, а вместе с нею – боль и неимоверную
усталость, такую, что она потеснила куда-то на дальние задворки
сознания даже чувство опасности. Оказалось, что они уже лежат,
вжавшись в землю, за крохотным гребешком ярдах в тридцати от
вожделенных развалин, за которыми в начинающихся предрассветных
сумерках угадывается массивный куб опорного пункта.
– Может рванем резко? – спросил он одними губами.
– Я т-те рвану! – яростно прошипел разведчик. – Дозорного на
крыше не видишь?
– А он нас?..
– Пока нет: он на фоне серого неба, мы – на фоне темного грунта.
Но будешь дергаться – заметит непременно.
– Так ведь светает уже...
– Заткнулся бы ты, а? И так тошно...
А каменистая земля под Халаддином вдруг стала исторгать из себя
новый зловещий звук – сухую и стремительную клавесинную дробь,
быстро сгустившуюся в грохот, похожий на горный обвал: по тракту
приближался на рысях большой конный отряд, и вновь подползший
откуда-то панический страх уже вопил ему прямо в ухо: «Заметили!!
Окружают!.. Бегите!!!» И тут его вновь привел в чувство спокойный
шепот сержанта:
– Товьсь!.. По моей команде – не раньше! – рвем со всех ног.
Тюк, костыли и оружие – твои, барон – мой. Этот наш шанс – первый и
последний.
Отряд между тем достиг опорного пункта, где сразу же возникла
обычная в таких случаях суматоха: всадники с ругательствами
прокладывали себе путь среди суетящихся пехотинцев, выясняли
отношения пришлые и местные командиры, гортанные выкрики вастаков
смешивались со встревоженным щебетанием эльфов; на крыше вместо
одной фигуры появились целых три – и вот тут-то Халаддин, не сразу
поверив своим ушам, услыхал негромкое: «Вперед!»