Каждый мозг саларианца состоит всего из десятка нейросетей. Но
эти сети всегда обучены под текущую задачу. Нейроны жизненных форм
с Сур’Кеша обладают уникальной способностью «отдёргивать» дендриты
и аксоны — и заново «протягивать» их к другим нейронам. Причём, в
зависимости от характера задачи, эти новые синаптические связи
могут быть химическими (сложными, но медленными), или
электрическими (простыми, но быстрыми).
Но даже нейросети на химических синапсах — в десять раз быстрее,
чем у других разумных видов. Просто потому, что нервному импульсу в
них нужно пробежать меньшее расстояние. Всё компактно, всё под
рукой. А уж на электрических — там тактовая частота может достигать
десятков мегагерц (у других разумных, если кто не в курсе, она
ограничена десятками килогерц).
А как же память? — подскочит на месте любой физиолог. Разумному
существу нельзя без памяти о вчерашнем и остальных прошедших днях!
А судя по описанию, саларианцы должны вечно быть гениальными
младенцами.
И это верно. Поэтому долговременная память у них устроена
совершенно иначе — она химическая. Перед тем, как нейроны
разъединяются, нейросеть выбрасывает в мозговой ликвор молекулы РНК
со своей полной схемой. Когда саларианцу нужно что-то вспомнить —
один из мозгов временно отключается, и в нём происходит «загрузка и
распаковка» соответствующих молекул. Если это затрагивает один из
«верхних» мозгов, то проходит внешне незаметно. Если же
затрагиваются двигательные рефлексы или навыки распознавания
образов, то есть требуется перекалибровка «нижнего» мозга — тогда
саларианец должен отключиться на некоторое время — закрыть глаза и
перестать двигаться, прежде чем встать и сказать «я знаю кунг-фу».
Именно эти периодические «отключения» и породили среди иных рас
миф, будто саларианцы спят один час в сутки. На самом деле в сне в
человеческом понимании они не нуждаются вообще. Человеческий сон
нужен для «генеральной ревизии» на огромной свалке нейросетей, для
хоть какого-то приведения их в порядок — а у саларианцев такой
свалки попросту нет.
Мордину в последние годы приходилось «спать», то есть уходить в
загрузочный транс, гораздо чаще, чем его сородичам. Кроганский
кулак, сокрушив верхушку одного из рогов, заметно уменьшил объём
его правого мозга. Нет, учёный все равно мог его использовать, но
только для решения простейших задач. Например, именно в правом роге
он обычно помещал речевой центр — что породило примечательный стиль
речи, с короткими отрывистыми фразами. На длинные предложения
просто не хватало оперативной памяти.