– В жопу, так в жопу, – согласился Роланд. И достал
из-под куртки бутылку коньяка. – Ну что, лорды мои и леди. Кажется,
мы сегодня мрачно пьем.
Вместо того чтобы чинно идти по кругу, коньяк
выписывал причудливые геометрические фигуры. От Роланда к Маглору,
оттуда к Айфе, Толику и Куруфину, потом – каким-то неведомым
образом в лапы Цемента. Тот припал к нему надолго, получил по ноге
от собственного младшего брата, передал бутылку ему. Влад горестно
вздохнул прямо Ирке на ухо. Хельги ушел куда-то в темноту и
вернулся с еще одной бутылкой.
Дима-Дунадан задумчиво тронул струны
гитары:
– Поиграть, что ли? Ну раз уже, короче, все
бухают.
– Я потом, – отозвался Маглор. Он отлил себя коньяка
в металлическую кружку, бестрепетной рукой бахнул туда
колы.
– «Кино», что ли сыграть, пока за него не бьют
берцем по хребтине? – Дунадан нахмурился, подкрутил колки. – Или
«Светлый Аман»?
– Нормальное что-то давай, – с угрозой в голосе
сказала Айфе.
– Когда тебе «Светлый Аман» стал ненормальный? –
хмыкнул Димка. – Я помню, короче, как вы с Антохой орали ее на всю
электричку, пока контролерша не пригрозила ментов
позвать.
Ирке потребовалось несколько мгновений, чтобы
вспомнить, Антон – это имя Цемента. Сам факт существования у
Цемента такой вещи, как имя, смазался у Иры в голове и даже на
секунду показался ей чем-то странным.
Она потерла лоб. Вроде и не пила еще ничего, а мысли
уже лезут в голову такие дурацкие. Наверное, дело в усталости. Ира
придвинулась ближе к Владу, оперлась о его плечо. К полному ее
удивлению, Влад сказал Диме:
– Давай как-то уже вгружаться в мир. Творить
волшебство внутри себя или что вы там писали в командном
чате.
Ира даже повернула голову, чтобы видеть парня.
Как-то она не предполагала раньше за ним тягу к творению
волшебства, что внутри, что снаружи. Но лицо Влада, подсвеченное
рыжим пламенем костра, было серьезным.
Дунадан почесал подборок, потом
усмехнулся:
– Короче. На игре про Берена будет не в тему у нас,
наверное, так хоть сейчас спою.
– Ты специально выучил ее, чтобы меня по игре злить?
– спросил Толик.
– Я знаю, – лицо Дунадана стало в полумраке маской
прямо-таки дьявольского ехидства, которого за ним Ирка раньше
вообще не предполагала, – что лорду Туркафинвэ Тьелькормо не
слишком приятно слушать о Берене, сыне Барахира, после истории с
девой, конем и собакой. Но думаю, что он
потерпит.