- Софья Пална, говорила же, пора под диваном уборку сделать.
Вон сколько пылюки надуло, пока ваш муж на нём лежал, подмести не давал!
Естественно, пылюку приписали мне в собственность
моментально.
Хотя, открыв глаза, с уверенностью могла сказать – это не
моя пыль. И не мой диван.
Нет у меня диванов в виде гробов, на который мы
приземлились. Наверное, прикуплю похожий, поставлю дома. Может, такая мебель
поможет почти возвращённому мужу писать стихи, которые купят.
С ностальгией вспомнила Вадика, свой кабинет. Даже судебный
иск, над которым хотела поработать позже. И составить ответный. Этот Тимошков
был бы должен две шубы! Жене и мне. За моральный ущерб.
Но как-то не тянуло начинать сочинять иск там, где пахло
плесенью и стояли гробы, друг на друге.
Мина хищно осмотрела помещение, где мы оказались. Видимо,
прикидывала, сколько можно слупить за уборку такого бардака. Профессиональная
деформация налицо.
- Коллективный обморок, – сделала заключение Лариска, –
бывает.
Она всё ещё тянулась к своему логическому объяснению.
Которое с трудом натягивалось на действительность.
- У нас у девятиклассников такое было, – пробормотала Дашка
отряхивая серое платьице, – чем-то в туалете надышались, и привет. Галлюцинации
ловили массовые. И, судя по бреду, очень интересные. Мама тогда замучилась
объяснительные писать. А я отчёты делать. Типа, коррекцию с этими укурками
проводила.
Надо же. А в шоковом состоянии наша скромница разговорчива.
И слова, оказывается, разные знает.
Очень неприличные слова. Это было нашим открытием, когда
Даша, размахнувшись, вдарила отодранной от стола ножкой по чьей-то кудлатой
голове, со стоном появившейся в обломках гроба.
Вскрикнув, стукнутый упал снова на пол и затих.
Мы отодвинулись подальше от школьного психолога с дубиной в
руках.
- Интересно, если она всегда так коррекционные занятия проводит,
то её мама полдня точно тратит на объяснительные, - почему-то шёпотом сказала
Лариска, отползая подальше от неадекватной коллеги.
- Он шевелился, - в своё оправдание сказала Дашка, показывая
деревяшкой в сторону пострадавшего, - а вдруг он злобный агрессор?
Сходить с перевёрнутого, в хлам грохнутого стола, никому не
хотелось. Треснутая белая столешница была единственным знакомым предметом
мебели. Вот и теснились, прижавшись друг к другу, не торопясь ступить на
каменный пол.