И достав сразу парочку, вытер ими мои руки.
Мне хотелось сказать, что я могу сама, что я
привыкла сама… но я промолчала.
Соболев так же молча выкинул и эти салфетки.
А затем, закрыв по-новой мою дверь,
снова уселся на водительское место.
— Я поеду медленно, — протянул он. — Дай мне знать, если тебе снова станет плохо.
И даже окошко оставил приоткрытым. Так, что мне было чем дышать.
Яна
Мы приехали в какую-то клинику, где куча врачей,
одновременно обступив меня со всех сторон, принялась за консилиум.
Я совсем не удивилась, когда доктора зашелестели
бумажками, явно озвучивая мои предыдущие анализы из женской консультации. Ну, разумеется, Соболев не оставил бы это без
внимания.
Наверное, я должна была испугаться, переживать
за свою независимость и за своё будущее, но по факту я почувствовала
облегчение, потому что точно знала — это лучшие доктора, которые только есть в
Москве, и значит мы с малышом в надежных руках.
Соболев, кстати, тоже присутствовал во время
осмотра — стоял рядом и хмурился, когда доктора произносили вслух свои
опасения. В один из моментов, когда пожилой
врач в дорогих очках стал зачитывать последнюю выписку из больницы, где я
лежала на сохранении, Соболев обошёл врачей и, оказавшись возле моей кровати, взял
меня за руку, молча подбадривая меня своей силой.
Он не мешал докторам делать их работу — но
внимательно следил за моим состоянием.
К счастью, столпотворение довольно быстро
закончилось, и в комнате осталось всего парочка врачей, точнее (как я узнала
это позднее) врач и медсестра.
В таком « усеченном» составе мне сделали узи, на
котором малыш опять проявил характер, не дав рассмотреть пол. О чем врач
выразила нам своё сожаление.
— Не беспокойтесь, доктор, — засмеялась я, вытирая
гель с живота. — Это не ваша промашка,
это ребенок у нас с характером.
Поправив рубашку, которую мне выдали при входе,
я зачем-то добавила.
—Видимо, в отца.
И улыбаясь, перевела взгляд на Соболева, ожидая,
что он тоже улыбнётся. Это было не
только своеобразной благодарностью за его поддержку во время осмотра, но первой
робкой попыткой протянуть одинокую веточку примирения.
Однако Соболев меня не поддержал.
Он застыл, немигающе глядя на монитор узи — и,
кажется, не слышал ничего из того, что происходило в комнате.