Опрометчиво выросшее на открытом
месте узловатое овражное дерево, по всему видать, ломанное металлом
не раз и не два, зашевелилось, залопотало жухлыми листьями, и люди,
очнувшись, тоже пришли в движение. Натлач с братом, неуверенно
поглядывая на всё ещё неподвижного Стрыя, подняли, один — скатанную
кошму, другой — наполненные водой мехи, и двинулись вслед за
Матерью — откупаться. Бросили ношу за черту и, пробормотав: «Металл
найдёт тебя», — отошли, недовольные, в сторону.
— Смотри! Мы отдаём тебе лучшее!.. —
сипло завывала Мать.
Неправда! Бросали что похуже, думали,
металл не поймёт, поверит на слово. Рыжая самка прихрамывает: если
верхом и навьючить — не осилит и двух переходов... А мехи старые,
левый вот-вот порвётся... Чага с ненавистью взглянула на Мать.
Одна за другой откупаться потянулись
женщины. Притихшие, кидали к ногам скарб, утварь и, стараясь не
смотреть на притягивающую взгляд крупинку металла, поспешно
отходили.
Колченогая приковыляла последней — с
кистенями в руках. Метнула наотмашь, надеясь прорвать мех.
Промахнулась и чуть не заплакала от досады.
И вновь тишина поразила песчаный
клочок степи — остался один Стрый. Момент был давно упущен: даже
если он шагнёт сейчас за черту, никто за ним не последует — все уже
откупились от Чаги. И всё-таки Стрый упрямо не двигался с места —
стоял, опустив в раздумье тяжёлую седеющую голову.
— Стрый!.. — Испуганный женский
вскрик.
Он вздрогнул и, найдя глазами жену,
быстро отвёл взгляд. Поднял с земли седло и, тяжело ступая, пошёл к
черте. Все замерли. Если у Стрыя хватит упрямства и глупости
разделить изгнание с этой сумасшедшей, семейство лишится главного
защитника...
Седло с глухим звуком упало в
песок.
— Металл... — Хрипловатый голос Стрыя
пресёкся. Так и не подняв перечёркнутого шрамом лица, он неловко
повернулся и побрёл к живым.
Стрый сделал всего несколько шагов,
когда красавец зверь редкой серебристой масти, полунавьюченный и
лишённый пут, внезапно тряхнул развалистой гривой и, оглушительно
фыркнув, двинулся к Чаге. С замедленной грацией ставя в песок
чудовищные плоские копыта, он проследовал мимо остолбеневшего
семейства и заступил черту. Натлач кинулся было наперехват, но
вовремя отпрянул — зверь уже принадлежал металлу.
С тяжёлой ненавистью все посмотрели
на Чагу. Сочувствия теперь не было ни в ком.