И ощущая смутное волнение, бегаю глазами по залу, чтобы уловить еще один силуэт. Но глупости.
Такому человеку нечего делать в Новосибирске. Тем более нечего делать в театре. На спектакле бывшей невесты, что поступила не так, как он хотел.
И это хорошо, потому что он мог все испортить. Ведь в памяти до сих пор живо, как он испортил мой первый поход в театр. Уничтожил в корне радость членом, что пихал в рот.
В гримерке ликование. Все рады закончить рабочий день, а на меня опускается тьмой тоска.
Возможно, потому что я все еще чувствую боль бутафорского выстрела.
Он как нить, связующая прошлое и настоящее. И я до сих пор помню ту боль, что я никому не показала.
Помню, что просто, как человек, получивший ранение, но не сразу его осознавший, заморозила сознание. Ровно до того момента, когда осталась одна.
Вот тогда меня прорвало. Даже сейчас я ощущаю ту боль в груди, словно пулю я пустила не в своего жениха, а в себя.
— Нина, — заглядывает Толя, когда все уже ушли. — Там твоя Женя меня атакует.
Я смеюсь, быстро стерев слезу, и беру сумочку. А оттуда начинает жужжать телефон.
Обуваю зимние ботинки, достаю свой самсунг. Замираю, прочитав несколько слов с незнакомого номера. Потом снова. И снова. Словно каждая буква клеймо, выжженное на коже.
«Мне понравилось смотреть, как ты умираешь».
Как в ледяную прорубь с головой окунаюсь в прошлое.
Дыхание перехватывает, сердце как отбойный молоток и только глаза как два блюдца в экран.
В каждую букву. В смысл сказанного. В то, что он был здесь.
Борис видел меня. Он пришел специально?
Так и сижу, зависнув в экране, пока меня не выдергивают из мыслей веселые голоса.
— Ну что я говорила, — смеется Женька, как всегда сногсшибательна в белом манто и высоких ботфортах. «Зима не повод быть страшилой» — её слова. — Она от собственного успеха впала в ступор. Ау… Детка?
— Все нормально… — быстро отключаю телефон, бросаю в рюкзак. Его через плечо и встаю. — Ступор прошел, я готова.
По прищуренному взгляду Жени понимаю — не поверила.
Она читает меня как открытую книгу. Для Толи же я святой трактат, который трогать нельзя.
— Тогда вперед, — подходит Женя и под руку берет, а Толя сзади плетется. — Потом все расскажешь.
— Да нечего рассказывать.
— Ну посмотрим, — говорит она, пока выходим в холл театра, где еще никто не разошелся. Неожиданно оглушает криком: — А вот и мои поклонники… Или не мои.