Румынские бомбардировщики и танки, батальоны и эскадроны
форсировали Дунай и бросались в атаку на «оккупантов»,
артиллерийские батареи с левого берега великой реки вели обстрел
укреплений на правом, советском берегу, авианалеты повторялись
регулярно. И все эти силы, брошенные против «проклятых
большевиков», таяли, пропадали, обращались в тлен и прах.
Самолеты гробились, сотни и сотни трупов в румынской военной
форме уносило течением, а однажды на высокий берег, на крутой вышли
«катюши», и завели свою песню, ужасающим воем и ревом покрыв
дунайские воды. Тогда целая румынская дивизия в панике разбежалась,
бросая винтовки, но реактивные снаряды были быстрее, и от них не
находилось спасения.
Залп «катюш» накрыл артиллерийские позиции румынских войск, и
это переполнило чашу терпения немецкого командования – было решено
направить в Добруджу «доблестные войска вермахта». Что и
требовалось доказать.
Свой штаб Октябрьский разместил в Констанце, в том же здании,
где ранее бродили чины Королевского ВМФ.
Ныне тут бегали моряки-черноморцы.
Может, Филипп и ошибался, но ему казалось, что поведение
соратников менялось. Все-таки, многое зависит от командующего.
Если комфлота не ведет себя малодушно, то и его подчиненные не
проявят трусости. Хотя бы для того, чтобы не выделяться.
Ведь многие в штабах всех уровней являются чиновниками, пускай и
в военной форме. А для чиновника равнение на вышестоящего – основа
службы. Он будет дико бояться, но виду не покажет, просто для того,
чтобы не вызвать начальственного осуждения.
А за последний месяц многие осмелели, оживились – большой
разворот дел на флоте поневоле затягивал.
Да еще и Москва дала «добро»! Чего же лучше?
Октябрьский подошел к окну, и выглянул на улицу. Люднее
сделалось – местные подрожали, подрожали, прячась по окрестным
селам, да и возвращаться стали.
Военные патрули за порядком следили строго, ворьё всякое, да
мародеров сразу к стенке ставили. Так что грабежей с погромами
новая власть не допускала, и жители Констанцы поражались, заставая
свой скарб не тронутым.
Потихоньку все оживало – торговлишка раскрутилась, докеры на
смену вышли, а работенки им привалило, одни только
«суда-утопленники» чего стоили.
Флотские интенданты блюли неподкупность, с румынскими
поставщиками торговались, но расплачивались честно.