– Где Стив?
– У мусорщиков. Сказал, следующие часа два будет в Мишен-Вьехо.
– Ага, – сказал я, уплетая похлебку. – А ты что не с ним?
– Да понимаешь, Хэнкер… Во-первых, надо было помочь с готовкой. Даже будь я свободна, нельзя же таскаться со Стивом ночь напролет. То есть можно, но какая радость? К тому же, по-моему, ему без меня лучше.
– Зря ты так.
Она пожала плечами:
– Потом пойду поищу.
– Как успехи с семенами?
– Неплохо. Хуже, чем весной, но мешочек ячменя раздобыла. С боем взяла – сейчас все интересуются ячменем, уж больно хорошие в Талеге урожаи. Ничего, выторговала. На следующей неделе засею верхнее поле, посмотрим, как взойдет. Надеюсь, не опоздаем.
– Будет твоим работа.
– Как всегда.
– Верно. – Я прикончил похлебку. – Пойду искать Стива.
– Это несложно. – Она рассмеялась. – Иди на самый громкий крик. До скорого.
В южной части парка, где стояли поселковые, было темно и тихо, только орали трабуканские павлины, недовольные, что их заперли в клетки. Между деревьями плясали костерки, плыли голоса, темные фигуры говоривших заслоняли огонь.
В северной половине парка все было иначе. На трех полянах пылали огромные костры, нагретый воздух колыхал растянутые между деревьями навесы. На ветках качались тусклые белые фонари. Я вышел на аллею. Здоровенная тетка в оранжевом платье налетела на меня сзади. «Извини, парнишка». Я зашагал к лагерю Мишен-Вьехо. Мимо пролетела бутылка, обрызгала меня и ударилась о ствол. Огонь освещал неестественно яркие одеяния. Мусорщики, от мала до велика, нацепили все свои украшения: золотые и серебряные ожерелья, серьги, кольца в нос, на лодыжки, на живот, браслеты с красными, зелеными, голубыми драгоценными камнями. Это было очень красиво.
Столы стояли длинными рядами, на скамьях впритирку сидели люди, пили, говорили, слушали игравший на краю лагеря джаз-банд. Я стоял и смотрел, но никого знакомого не видел. Потом откуда ни возьмись появился Николен, хлопнул меня по руке и сказал с ухмылкой:
– Пошли дразнить Тома, он с Доком и остальным старичьем.
Том расположился в конце стола вместе с немногими оставшимися в живых свидетелями давней поры: Доком Костой, Леонардом Саровицем из Хемета, Джорджем из Кристианитоса. Эта четверка порядком примелькалась на толкучках, к ним частенько присоединялись Чудила Роджер и другие старики, помнившие прежние времена. Том из них самый старый. Он увидел нас и подвинулся, освобождая место. Мы по разу приложились к Леопардовой бутыли; я поперхнулся и пролил половину за пазуху. Стариканы разразились хохотом. У Леонарда был беззубый, как у младенца, рот.