— Танец? Я с удовольствием, — Хмельницкая неожиданно
улыбается и касается моей раскрытой ладони кончиками пальцев.
Увы. Не прокатило. Музыка уже сменилась, многие рассосались
по парочкам, расхватали даже женатых дамочек. Я же опускаю ладонь на талию
Хмельницкой и думаю, что это первый случай в моей жизни, когда я не облапаю
бабу за задницу во время танца.
Краем глаза задеваю наш с ребятами столик, смотрю, как
угорают надо мной эти ублюдки, показываю фак, и только потом опускаю на талию
Ирины и вторую руку.
Вообще во время медляка легко можно прочитать, насколько
бревниста девушка в постели. Если движения плавные, если она ощущает, как ты её
ведешь — значит, у девушки есть надежда.
Надежды
нет.
Хмельницкая зажата настолько, что даже понимает, что от неё
нужно, только после того, как третий раз наступает мне на ногу.
— Может, вам стоило все-таки чуть-чуть выпить, чтобы
расслабиться? — осторожно уточняю я. Насколько я заметил, она весь вечер
просидела с одним бокалом, пригубляя его только во время тостов и то, чисто
символически. Кажется, в нем не убыло ни капли.
— Я не пью, — морщится Хмельницкая, — не люблю, когда
сознание затуманено. Это мешает контролировать... ситуацию.
С такого близкого расстояния я замечаю наконец-то её глаза,
что она прячет за очками. Зеленые глаза. Как у кошки. И ресницы длинные.
Вообще, смотришь на неё и хочешь отдать в руки какому-нибудь
стилисту-визажисту. Может, и вышел бы какой-нибудь толк.
— Сейчас можете не контролировать, — удерживать на лице
любезное выражение становится все сложнее — потому что острый каблук
приземляется на мою левую ногу второй раз, в общей сумме — четвертый. Она что,
пытается меня вести?
Жаль туфли, итальянская кожа, мать её, надо будет послать
чек за новую пару этим недоумкам — моим дружкам.
— Простите, Антон Викторович, я не очень люблю все эти
танцы, это не моя сильная сторона, — вымученно улыбается Хмельницкая, поднимая
на меня глаза.
Ужасно не интересно, что же она считает
своей сильной стороной. Наверняка у неё какое-нибудь тоскливое хобби. Наверняка
она разводит котов, как и полагается любой приличной старой деве. И вяжет
страшные свитера.
— Ничего, — я пытаюсь быть галантным до конца, — хотя, если
вам настолько не нравится танцевать со мной…
— О нет, — Хмельницкая встряхивает головой, перебивая меня.
Перебивая. Меня! У женщины, пока я говорю, вообще не должен открываться рот, а
в идеале — он должен быть занят моим членом.