Кейтлин отвернулась.
— Я понимаю вас, — сказала она, — но мне труднее. То, что я вижу — не основа. Это цельные картины. Они движутся, пахнут, я почти могу их коснуться. Они нужны мне такие, какие есть — я не могу просто так их изменить.
Рейзен молчал, и, снова повернувшись к нему, Кейтлин произнесла:
— Вы, наверное, скажете, что так бывает у начинающих, да?
Рейзен покачал головой.
— Нет. Вернее — да, у начинающих тоже бывает так. Но я готов принять твой стиль как факт. Твоя картина… была интересной. Ты где-то занималась?
— Только мастер-классы. В основном я рисую сама.
— Значит, ты многое чувствуешь интуитивно. Но это не значит, что тебе не нужно развивать талант.
— Я хочу его развивать, — Кейтлин улыбнулась краешком губ. — Я ведь потому к вам и хожу.
— Почему не поступишь в колледж?
Кейтлин пожала плечами. Причину она тоже чувствовала скорее интуитивно.
— Там… поток, — задумчиво произнесла она. — Понимаете, все как все? Мне проще учиться самой и брать у тех, кем я восхищаюсь, то, что они могут мне дать.
Рейзен тоже улыбнулся.
— Надеюсь, я — один из них.
Кейтлин быстро кивнула.
— Да. Ваши картины… Я с детства на них смотрела. У матери была одна… Залив Солуэй-Ферт. Он был как настоящий. Нет, не так. Я была там в детстве. Но залив на вашей картине был более настоящим, чем-то, что я видела, когда была там. Не могу объяснить… — Кейтлин снова улыбнулась и покачала головой, и Рейзен улыбнулся в ответ.
Они поговорили ещё о картинах, и о том, кто и что хотел бы рисовать. К холсту в тот день Кейтлин даже не подошла, но уехала неожиданно довольной и… живой. Кейтлин не помнила, когда в последний раз чувствовала себя настолько живой и настолько близкой к тому миру, в котором ей приходилось жить.
На некоторое время она почти перестала думать о том, что случилось в сентябре. Сама не заметила, что больше не видит снов — зато просыпалась теперь каждый день свежей и бодрой.
Изначально, согласившись на индивидуальные занятия, Кейтлин планировала всё-таки оставить для себя некоторые поездки в Дувр, а на продажу картин выходить теперь через раз — то два, то три дня в неделю; но вскоре поняла, что в Дувр её не тянет совсем — если уж отказываться от времени на берегу реки, то она предпочла бы лишний раз позаниматься с Рейзеном. Даже мастер-классы теперь проходили иначе — Рейзен вроде бы и уделял всем одинаковое количество времени, но, подходя к ней, всегда точно определял ошибки — возможно, потому, что знал её манеру письма лучше других и не пытался больше ставить её в дурной пример.