— Не может быть! — Машка рывком садится в кровати. Обхватывает колени и едва не пускает слюну. Глаза ее блестят алчным блеском.
— Ты решил жениться, Симонов?! — притягивает она. — Чтоб мне сдохнуть!
— Не в моей постели, — презрительно отворачиваюсь, представив, как Машка загибается сию же секунду. — И прекрати звать меня по фамилии, мы давно не в школе. Кстати, жениться я не собираюсь.
Машка непонимающе хлопает серыми глазищами. Наращенные ресницы, вроде опахал из страусовых перьев, придают ее миловидному лицу идиотское выражение.
— Суррогатное материнство, дуреха, слышала о таком? — смеюсь ей в лицо. — Кажется, у нас в городе недавно открыли частную клинику, предлагающую такие услуги.
— Но… — Машка все еще не понимает. — Кто станет матерью? О, милый, ты решил сохранить мне фигуру и заставить другую бабу вынашивать нашего ребеночка, пока мы с тобой веселимся?
Она чуть ли не с разбега запрыгивает ко мне на колени, пытается дотянуться до губ. Пополнела, хотя все еще выглядит неплохо. Машка-Милашка, мечта всех парней моего двора. Но это в прошлом. Машка давно уже не так хороша, а я не настолько молод, чтобы не рассмотреть за приятной мордашкой скверную натуру.
— Сдурела, Маш? — интересуюсь, приподнимая одну бровь. — Ты всерьез думаешь, что ты станешь матерью моего наследника?
— А почему нет?.. — бледнеет она. Нижняя губа предательски подрагивает, на глаза наворачиваются слезы. — Чем я хуже какой-то тетки из клиники?
Машка обиженно сползает с моих колен и накидывает халатик. Складывает на груди пухлые ручки и всерьез ждет, что брошусь ее утешать.
— Всем хуже, ты совершенно не годишься на роль матери, — отвечаю предельно честно. — К тому же мне нужна женщина с определенной внешностью.
На секунду задумываюсь, и перед мысленным взором встает задорная девчонка с янтарно-рыжими волосами и оленьими карими глазами. Вся моя жизнь будто бы поделена на две части: «до» и «после» нее.
— Ты все еще помнишь ее? — охает Машка. Подходит ближе, кладет руки на плечи и неотрывно смотрит в глаза. — Она предала тебя, бросила, помнишь?
Сбрасываю с себя ее руки с такой злобой, что Машка, покачнувшись, едва не падает. Ненавижу себя за эту мимолетную слабость. Я не должен гадать, как могло бы быть, если…
— Мы договорились никогда не вспоминать об этом! — голос мой срывается на крик. В такой ярости я не бывал давно. — Одевайся и вали из моего дома!