Солнечные пятна - страница 13

Вываливаюсь из сырого, пропахшего плесенью подъезда, и страшная уличная жара горячей волной опаляет лицо. Сухой воздух забивает легкие, раскаленный асфальт обжигает ступни даже через подошвы блестящих босоножек Ви.Сверкая бледными коленками, бегу к остановке и с досадой отмечаю, что старательно наведенный для Че макияж поплыл. Придется предстать перед ним в образе заспанного енота. От стыда и дикого волнения выпрыгивает сердце, на секунду я принимаю решение никуда не ехать, но все же влезаю в пышущее адом нутро подошедшего трамвая.В нем даже невозможно держаться за поручни — настолько те раскалены, но на обжигающую боль в ладони я не обращаю внимания.Еще полчаса — и я увижу Че… В последний раз. Решено: я солью ему секрет Ви, выброшу блажь из своей головы и продолжу дальше вечерами сидеть на подоконнике, выдумывать новые жизни вымышленным людям, собирать слова в рифмы и ждать для себя любви. Другой любви.Мне не нужно чужого счастья.А город за пыльным окном беспомощно пригнул от жары голову и смиренно плавится, истекая, как потом, зловонным гудроном.Невысокие тонкие каблуки проваливаются в мягкую жижу — асфальт вот-вот разверзнется под ногами и отправит меня прямиком к другим грешникам — в ад. Спешу к набережной, где жители города расстелили на бетонных плитах покрывала и, игнорируя полуживых милиционеров, в разгар раннего буднего вечера устроили массовый отдых у воды.В Кошатнике непонятное оживление — хихикают и визжат девочки, кто-то громким сорванным голосом вещает о чем-то, и я прищуриваюсь, чтобы вникнуть в суть происходящего.Сразу узнаю футболку Че со знаком биологической опасности на белом фоне. Он позирует перед фотокамерой с уже, кажется, пятидесятой восторженной девчонкой, в то время как ее подруги с нетерпением дожидаются своей очереди в сторонке. А на мраморном ограждении развалился здоровый парень в длинных шортах цвета хаки и громко глумится:— Да вы че, девки? Он же дятел! Да у него таких знаете сколько?.. — Здоровяк сдабривает речь отборной площадной бранью, но Че, нацепив неизменную звездную улыбку, смотрит в объектив очередного фотоаппарата, сохраняя на лице холодную безмятежность.Завидев меня, Че деликатно отстраняет от себя поклонницу и бегом направляется в мою сторону.У меня же в этот момент отказывают ноги. Он все ближе, а земля уезжает, словно пол карусели, и паника останавливает сердце. Сейчас я упаду прямо в руки Че. Если не очнусь, если срочно не найду выхода… Хватаюсь за черный мраморный шар на перилах и перевожу дух.— Привет! — Че озирается по сторонам и прячет руки в карманы голубых джинсов. — Многовато посторонних. Надо срочно найти место потише.От счастья я готова молиться всем богам — Че ничего не заметил.— Часто тебя достают на улицах, да? — сиплю и, прочистив горло, продолжаю: — А тот, толстый, кто такой?— Толстого зовут Толстый! — усмехается Че. — Он типа руфер. В прошлом я... делал про них статью. Он невысокого мнения обо мне, как видишь. Че медленно опускается на лавочку в конце набережной и надолго замолкает, глядя на синюю воду и белые постройки микрорайонов на другом берегу.— Тем, извини, если оторвала от дел, но я хотела кое-что тебе рассказать… — вырывается из моего рта чей-то чужой голос. — Про Вику.Че напрягается, поднимает на меня нестерпимо зеленые глаза и в них загорается граничащая с помешательством надежда.Вот я и сделала это.Мне больно, но чувство правильности происходящего придает сил.Однажды, в пятом классе, я нашла на улице полный денег бумажник. Денег могло хватить и на кроссовки с огоньками в подошвах, которыми я грезила, и на беременную Барби, и на коробку энергетических батончиков… На хлеб, сосиски и молоко. На квартплату. Но я вернула кошелек потерявшей его тете, за что получила от нее похвалу и шоколадку, и впервые испытала то самое невероятное чувство собственной правильности.«…Так что давай, Че, лети!..»— Все же есть что-то, чего я не знаю? — спрашивает он, и я в замешательстве присаживаюсь на горячую поверхность скамейки.— Да! Есть. Вообще-то она сказала перед отъездом, что… — Че смотрит мне прямо в глаза, будто намерен влезть в душу и вывернуть ее в поисках ответа. Дух перехватывает, меркнет свет.— Она… сказала… что… расстояние и время, так или иначе, все испортят. Мне кажется, она не права. — Это все, на что у меня вдруг находятся совесть и силы, но я тут же спохватываюсь: — Напиши ей! Пожалуйста! Сегодня же напиши!Че бледнеет от разочарования.— Ясно. Знаешь, я много говорю, но часто — мимо. Но представь: кто-то уже срифмовал твои мысли так, как надо… Кто-то все сказал так, как сказал бы ты. Она это делала. С ней я забывался, отпускал ситуацию, не думал о плохом. Мы были вместе больше года, я думал, что у нас с ней одна душа. А теперь она несет бред про какие-то расстояния… Погано. На душе так погано!Его фраза отдается болью в сердце: рифмы, мысли, совпадения, одна душа.Чтобы не заплакать, трогаю пальцами губы, молча смотрю на дальний берег, идеальную картинку которого искажает раскаленный воздух.— До свадьбы заживет...— Что? — Че поднимается со скамейки и заслоняет вконец осатаневшее от июльской жары светило.Я перестаю грызть ноготь на правом мизинце, тушуюсь, задыхаюсь и почти умираю, но без всякого выражения мямлю:— Это из нового. «До свадьбы заживет, не рана — пустяки.Холодная слеза, отчаянья иголка.Я — городская явь, совиная тоска,Взлохмаченный никто с глазами волка.Мне хорошо молчать. Хоть знаю много слов,Но я скажу тебе: «Привет!» и только.Ты головой кивнешь. И я в карманах вдругНайду с десяток звезд, смешных и колких.Какая ерунда: вот так стоять и быть,И сплевывать свой мир себе под ноги.Какая ерунда — замяться и неметь,Вдыхая кислородные потоки. А в городе моем бессильные дождиПустую руку смыслом наполняют.И я стараюсь жить, и я учусь терпетьТвой слишком яркий свет, под ним линяя…» — Запрокинув голову, я разглядываю его лицо и беспомощно щурюсь от слепящих солнечных лучей. — Ви не любит розовых соплей. Но если ты скажешь ей что-то подобное, она оценит...— Думаешь? — Че вдруг становится абсолютно счастливым. — Скинь мне этот стишок. Вечером я ей напишу. Она поймет, что расстояние и время ни черта не портят, потому что я все равно не могу без нее жить.***