Максимы и мысли узника Святой Елены - страница 25

Если бы я хотел быть только вождем революции, то моя роль скоро оказалась бы сыгранной. Но, благодаря шпаге, я стал ее повелителем.

Я побился бы об заклад, что ни император России, ни император Австрии, ни король Пруссии не пожелали бы стать конституционными монархами, но они поощряют к тому мелких государей, ибо хотят, чтобы те оставались ни на что не годными. Цезарю легко удавалось покорить галлов только потому, что последние всегда были разобщены под властию представительного правления.

Самое важное в политике – следовать своей цели: средства ничего не значат.

Нидерланды – всего лишь российская колония, где действует британское исключительное право^>62.

Политическая система Европы внушает жалость: чем больше ее изучаешь, тем более опасаешься гибельных последствий, к которым она приводит.

В Европе мое последнее отречение так никто и не понял, ибо действительные его причины оставались неизвестными^>63.

У меня никогда не было сомнений в том, что Т[алейран] не поколебался бы приказать повесить Ф[уше]; но, кто знает, может быть они пожелали бы идти на виселицу вместе. Епископ хитер как лиса, его же собрат – кровожаден как тигр^>64.

Самоубийство – величайшее из преступлений. Какое мужество может иметь тот, кто трепещет перед превратностями фортуны? Истинный героизм состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни^>65.

В Рошфоре мне предлагали патриотическую Вандею: ведь в моем распоряжении были еще солдаты по ту сторону Луары; но я всегда питал отвращение к гражданской войне^>66.

Если офицеру не подчиняются, то он не должен более командовать.

Мне кажется, способность мыслить есть принадлежность души: чем больше разум приобретает совершенства, тем более совершенна душа и тем более человек нравственно ответственен за свои деяния.

Государи заурядные никогда не могут безнаказанно ни править деспотически, ни пользоваться народным расположением.

Союзники ценят своего Макиавелли: они внимательнейшим образом и подолгу изучали его «Государя»; но времена-то сейчас иные, не шестнадцатое столетие.

Есть акт насилия, который никогда не изгладить из памяти поколений, это – мое изгнание на остров Святой Елены.

Я никогда не обсуждал свой проект десанта в Англию: за неимением лучшего, как мне потом уже приписывали, я собрал на берегах Булони 200 000 солдат и израсходовал восемьдесят миллионов, чтобы позабавить парижских бездельников; на самом же деле проект был делом серьезным, десант – возможным, но флот Вильнёва все расстроил. Кроме того, в это время английский кабинет поторопился раздуть пожар континентальной войны.