Ты всегда был храбрее меня, говорили глаза Карвера. Ты всегда был сильнее и удачливее, и разве я не расплачивался за это верностью и терпением? Вспомни, я сносил бестрепетно самые злые шутки; я сносил их по справедливости, я чуть ли не радовался твоим насмешкам! Жизнь переменчива; теперь я храбрее тебя, Эгерт, и справедливо будет, если ты…
– Да ты рехнулся, Карвер! – выкрикнуло сразу несколько голосов.
…Справедливо будет, если ты, Солль, займешь то положение, к которому обязывает тебя твоя трусость…
– Это дуэль, Солль! – хрипло произнес Дрон. – Ты должен вызвать…
Эгерт увидел, как друг его мигнул; где-то по дну сознания Карвера пронеслась шальная мысль: что, если все-таки просчитался? Если вызовет? Если дуэль?
– Это дуэль, Солль… – носилось в воздухе вокруг Эгертовой головы. – Вызывай… Сейчас или завтра, как хочешь… На рассвете, у моста… Дуэль… Дуэль… Поединок…
И тогда Эгерт ощутил тот самый симптом страха, о котором умолчала в разговоре Фета; от каждого слова «дуэль» ему становилось все труднее и труднее.
Карвер увидел и понял, и глаза его, устремленные на Солля, полыхнули сознанием полной и окончательной безопасности.
Дуэль… Дуэль… Поединок…
Где-то в глубине Эгертовой души метался прежний Солль, исходя бессильной яростью, приказывая немедленно выхватить шпагу и провести в грязи у ног Карвера черту… Но страх уже полностью подчинил себе бывшего лейтенанта, сломил его, парализовал и толкнул на самое постыдное для мужчины преступление: отказ от поединка.
Эгерт отступил на шаг; темное небо крутилось над его головой, как сумасшедшая карусель. Кто-то ахнул, кто-то предостерегающе закричал; и тогда лейтенант Эгерт Солль повернулся и побежал.
В тот же вечер, оставив в отчем доме облепленный грязью мундир и прихватив с собой только дорожный саквояж, гонимый невыносимым страхом и еще более тягостным стыдом, Эгерт покинул город.
3
За мутным окошком быстро вечерело. Дилижанс жалобно постанывал на ухабах; Эгерт сидел, забившись в угол, и безучастно смотрел на серую, однообразную, без устали бегущую назад обочину.
Со дня, а вернее, с ночи его бегства из Каваррена прошло недели три; чувство окончания света и окончания жизни, овладевшее тогда Эгертом и бросившее его прочь из дому, из города, из мундира и собственной шкуры – это ужасное, мучительное чувство теперь притупилось, и Солль просто сидел в пыльном углу дилижанса, подмостив руку под подбородок, глядя в окно и стараясь ни о чем не думать.