Министр обороны поправил папаху, отчего в очках поблекли
«зайчики».
- Докладывайте, товарищ полковник, - в рокочущем голосе Устинова
не слыхать было шутейности, лишь в прищуре глаз угадывались
смешливые огоньки.
- Лучше один раз увидеть, товарищ генерал армии, - улыбнулся я,
по эстафете подзывая деда Егора со товарищи. Фронтовики несмело
приблизились. – Перед вами офицеры, солдаты и сержанты, прошедшие
всю войну, от Москвы до Берлина, а кое-кто и японцам жару давал. Вы
ничего необычного в них не замечаете?
Министр приглянулся, пожимая плечами.
- Да нет… Здравия желаю, товарищи красноармейцы!
- Здравия желаем… тащ… министр обороны… - отпасовали деды.
- У них нет ног, Дмитрий Федорович, - ровным голосом сообщил я.
– Ампутировали выше колена.
Тут Ефимов не сдержался.
- Тридцать лет! – воскликнул он дрожащим голосом. – Тридцать лет
сиднем просидел, прям, как тот богатырь, как его… Илья Муромец! А
теперь – вот!
Дед Егор сплясал что-то по мотивам «Яблочка».
- Без ног? – не веряще нахмурился Устинов.
Дед Егор молча задрал штанины, и толпа ахнула на тусклый блеск
модулей.
- Во! – тоненько крикнул Скоков, двумя пальцами обжимая «ногу»
выше колена – штанина собралась в жгут.
- Поразительно… - прогудел министр.
- Это модульные протезы, - сказал я со знанием дела. – И мы
хотим, чтобы все наши фронтовики, потерявшие ноги на Великой
Отечественной, получили вот такие модульники. Они это
заслужили!
Наши захлопали, тут и зрители подключились.
- Я вас очень прошу, Дмитрий Федорович, порадейте за инвалидов!
Хватит и одного цеха при авиазаводе, где и титан найдется, и
углепластик, и толковые слесари. Понимаю прекрасно – лишние
хлопоты, зато к тысячам старых бойцов вернется счастье ходить!
- Похлопочу, - добродушно буркнул министр, и уважительно пожал
мне руку. – Ромуальдыч, свяжешься со мной. Лады? А вас, - он
блеснул очками на гавриков и гавриц, - приглашаю на открытие
партсъезда!
Устинов будто бы не замечал бликовавших объективов, а журналисты
кружили вокруг, как осы над медом, снимая все подряд с упоеньем
истинных ценителей - явились на выставку детского рисунка, а
угодили на вернисаж Пикассо!
Остывая, я проводил глазами отъезжавшие «ЗиЛы», и прошелся по
влажнеющему снежку. Пригревает…
Зрительское «оцепление» распалось – люди облепили чудеса
автотюнинга, судили, то ли оценивая, то ли прицениваясь, громко
восхищались или молча качали головами, крутились вокруг ветеранов
или наших девчонок – по интересам. Подставляя лицо солнцу, я
благодушествовал, жмурясь в релаксе.