Он прошагал к дворцу, неторопливо и
мерно ступая, как наставляли учителя-актёры. Взялся за ручку,
поднял глаза: белый мрамор стен, глубокие резные узоры, еле видные
в сумраке. Чёрные провалы окон.
И тишина кругом.
Вдруг закружилась голова, да так,
что он едва не упал. Изо всех сил сжав скользкую от пота рукоять
меча, Акрион зажмурился под маской и постоял немного, пока не
пришёл в себя. Головокружение развеялось, уступив место страху: он
сообразил, что не помнит роли. Мало того – не помнит сюжета
трагедии!
И не помнит, как она началась.
Не помнит ничего.
Откуда он здесь? Отчего играет
ночью? Где остальные двое актёров из троицы, которая полагается для
постановки? Где хор, почему молчит хор? Им бы сейчас петь что-то
вроде «О, вот идёт он, меч держа, без страха во дворец». Что это
вообще за трагедия, зачем такие огромные декорации? И кого он
играет?
Того, чья длань возмездие
несёт!
Акрион вздрогнул. Слова раздались
прямо в голове: уверенный голос, спокойный и величавый. Без
сомнения, то был голос Аполлона. Сердце забилось живее, Акрион тихо
вздохнул и не сдержал счастливой улыбки – всё одно не видно под
маской. Покровитель муз не оставил его в беде! Подсказал роль,
направил, выручил!
Конечно, он играет благородного
мстителя. Того, чья длань возмездие несёт, того, кто проникнет во
дворец и покарает недостойного тирана. Вперёд! Представление должно
продолжаться!
Акрион отворил дверь и, держа перед
собой меч, прокрался внутрь. Здесь было ещё темнее, чем снаружи, и
не совсем ясным представлялось, как же зрители смогут что-то
разглядеть. На стенах не горели факелы: только из масляной лампы,
стоявшей чуть поодаль на треножнике, струился дрожащий язычок
пламени, и зал, в котором очутился Акрион, казался в скудном жёлтом
свете огромным, пустым, бесконечно высоким.
Что дальше?
Терракотовый шершавый пол холодил
ноги. «Где же я котурны потерял?» – растерянно подумал Акрион,
приближаясь к лампе. Рядом с треножником неторопливо колыхалась от
сквозняка занавесь из тёмной ткани. Акрион откинул её взмахом меча,
открыв тёмный проход. Повеяло благовониями – сладкой дымкой ладана,
нежной пряностью стиракса, и ещё угадывался какой-то запах,
незнакомый и почему-то вызывающий смутную тревогу, как проблеск
молнии среди грозовых туч над морем.
Взяв лампу, Акрион пошёл по
коридору. Выставленный вперёд меч рассекал темноту пополам. Сердце,
успокоившееся было после слов Аполлона, снова принялось
частить.