Ударом ноги Акрион распахнул богато
украшенную дверь. Успел мимолётно порадоваться, что оставил лампу в
коридоре. Так ярче рисуется его силуэт, тёмный на фоне освещенного
дверного проёма. Шагнул в покои, огляделся – порывисто и
нетерпеливо, чтобы все видели: мститель готов к возмездию, он ищет
жертву.
А вот и второй актер из трагической
тройки!
Огромного роста человек поднялся
навстречу Акриону с разобранной постели. Выставил руку, защищая
спросонья от света глаза. Акрион на мгновение застыл, глядя через
прорези маски. Смятые простыни, чаша с вином у изголовья кровати,
квадрат темноты в оконце под потолком – будто бы не в театре, а в
обычной опочивальне.
Произнести монолог? В таких сценах
герой всегда говорит что-нибудь возвышенное. «Что ж, умри! Твою
кончину с легким сердцем я приму». Нет, это другое...
Нет прощения тирану! Рази без
жалости!
На сей раз божественный голос был
полон гнева. Разить без жалости! Уязвить врага! По-настоящему, с
выпадом, как на тренировках в эфебии. Всё должно быть естественно,
иначе зрители не увидят гнев мстителя, не поверят в гибель
злодея.
Акрион сорвался с места, прыгнул к
человеку и пронзил его мечом.
По-настоящему, с выпадом.
Естественно.
Клинок вошёл в грудь слева, точно
напротив сердца. Брызнуло на руки тёплым. Человек мотнул головой от
удара, взмахнул руками. Зацепившись ногой, повалился на кровать.
Стиснул пальцами простыни, согнул напряжённые до предела руки в
локтях, будто изо всех сил боролся с кем-то незримым. Гортанный,
клекочущий звук родился в горле и захлебнулся кровью. По простыням
расплылась чернота.
Акрион попятился.
Случилось что-то страшное.
Непоправимое.
Публика по-прежнему молчала, но это
молчание было другим. Сытым, удовлетворённым. Преступным.
Меч глубоко засел в груди
поверженного. В воздухе больше не пахло благовониями. Опочивальня
наполнялась ржавым острым запахом крови.
Человек на кровати захрипел,
приподнялся, но тут же, оседая, соскользнул с перепачканных
простыней. Скорчившись, замер у изножья и больше не двигался.
– Аполлон милосердный, – прошептал
Акрион и тут же повторил в голос: – Аполлон милосердный!..
Человек не шевелился. Меч косо
торчал из раны. Кровь текла по терракотовым плиткам – чёрная,
блестящая, словно живая. Но, конечно, никакой жизни в ней уже не
было.