Внезапно захотелось есть.
– Говоришь, сыр готов? – окликнул он Такиса, возившегося в
курятнике. – Давай свой сыр.
Спустя четверть часа Акрион, устроившись на лежаке в андроне,
уплетал лепёшки с сыром, запивая всё это молоком и перехватывая
время от времени оливку-другую из глиняной чашки, стоявшей тут же,
на низком столике. Как ни странно, скорбь прошла совершенно. Мало
того: он дивился, как можно было так рыдать об убитом царе,
которого, в сущности, даже не видел никогда вблизи. И как вообще
можно было принять всерьёз всю чепуху, которую ему наплёл
самозваный Гермес.
В том, что посланник богов был мнимым, Акрион больше не
сомневался.
«Сволочной пройдоха, – думал он, яростно кусая лепёшку. –
Измазал руки кровью, пока я спал. Шутник херов. Так и спустится ко
мне с неба вестник Гермес, как же. До чего же мерзко всё вышло, и
на душе теперь погано. Не иначе, то был колдун! Хотел меня опутать
чарами. Зачем, интересно? Хотя какая разница, этих колдунов не
поймёшь. Надо будет вечером жертву Фебу принести, чтобы очиститься.
Или Афине?.. А, ладно, обоим принесу».
– Акринаки! – послышалось снаружи. – Акринаки, сынок! Ты
дома?
Акрион встрепенулся, едва не подавившись лепёшкой.
– Я здесь, мама! – отозвался он.
– Ты покушал?
Можно найти много доводов в пользу того, чтобы жить по соседству
с родителями. Например, никогда не останешься голодным. Даже если
очень захочешь.
– Да! – крикнул Акрион.
– Чего-чего?
– Я поел! – заорал Акрион.
– Я тебя не слышу. Такис! Ты покормил ребёнка?
– Покормил, госпожа! – задребезжал старик.
– Что он кушал?
Акрион вздохнул. Допив молоко одним большим глотком, он вскочил
с лежака, вышел из дома, схватился за верх стены, разделявшей его
двор и двор родителей и, подтянувшись, перемахнул на материнскую
сторону.
Федра ждала, подбоченившись. В этой позе она весьма походила на
гидрию, из которой он только что мылся: такая же широкобёдрая,
объёмистая, с упёртыми в бока руками. Сходства добавлял волнистый
критский узор, вышитый по краю пеплоса – точь-в-точь как тот, что
рисовали на вазах мастера в Керамике.
– Тебе выступать через час, – сказала Федра, прищурясь на сына,
стоявшего против солнца. – Или забыл? Отчего не в театре? Заболел?
Всё ночами гуляешь, вот здоровье и прогулял. Кушаешь плохо
тоже.
– Я уже иду в театр, – сказал Акрион, досадуя, что и вправду
забыл о выступлении. – Не заболел. Ночами не гуляю. Поел уже,
хорошо поел.