«Так-то им не слишком худо живётся»,
– думал он, рассеянно глядя вслед ковыляющему по коридору прыщавому
Фавию. Мелита ступала рядом, поясок стягивал короткий экзомис под
самой грудью, и бёдра, открытые до середины, даже на вид были
мягкими и прохладными.
Ификл вздохнул в голос: он тоже
смотрел на удалявшихся Мелиту и Фавия. Кадмил решил было, что вздох
порождён бессильным вожделением. «Хрен там, лысый дуралей, –
подумал он. – Только я могу развязывать этот поясок... Или он
насчёт мальчишки?»
Оказалось, действительно насчёт
мальчишки. Но не в том смысле.
– Ненадёжный парень, – зашептал
Ификл на ухо Кадмилу. – Сбежать хочет. Меня подбивал и ещё троих
лаборантов.
– Да? – безразлично удивился Кадмил,
глядя на губы Ификла, собранные горестным узелком. – Что так?
Свободы захотелось?
– Пёс знает, что ему, сопляку, надо!
– насупился Ификл. – Один раз ведь уже сбегал, помните? На барьер
напоролся, три дня пластом лежал.
Кадмил кивнул, вспоминая. Людей для
работы на Парнисе он набирал из числа жрецов эллинских храмов.
Искал наиболее сообразительных и образованных, отсеивал склонных к
телесным и душевным хворям, отдавал предпочтение сиротам. В один
прекрасный день жрецу, прошедшему незримый отбор, являлся сам
небожитель-Гермес и предлагал новую карьеру. Естественно, любой из
кандидатов был страшно рад божественному вниманию и мигом
соглашался обменять однообразную храмовую службу на жизнь в обители
самого Аполлона. Тогда Гермес, проводник душ, забирал счастливчика
на Парнис.
Правда, спустя время некоторые
жалели о своём решении. По разным причинам.
– Говорит мне: мол, дядя Ификл, как
вы не понимаете, они же не настоящие боги-то! – шептал Ификл,
страдальчески кривя брови. – И Локсий, говорит, не взаправдашний
Аполлон, и Гермес – прошу простить! – фальшивый. Я ему: опомнись,
дурак, это ведь наши благодетели! Кто Элладу замирил? Кто о людях
радеет? Кому всё ведомо? Вот они, боги, чего тебе ещё надо? А он
рожу корчит. Не боги, и всё тут. Пневма, говорит, им только нужна,
представляете? До людей, мол, дела им нет! Вот щенок брехливый,
клянусь Фебом! Вы бы его вразумили, а? Пропадёт ведь парень.
Кадмил почесал бровь.
– Да, нехорошо, – согласился он. –
Скажу про него страже.
Ификл сцепил руки под грудью. Глаза
забегали, будто искали выход – и не находили.