Сейчас, спустя три года со времени тех нереальных событий, урну можно затребовать. Но кому она нужна? Кому?
Тоска снова вгрызлась острыми зубами в сердце. Все родные мертвы, муж пропал без вести, а Джейсон не подавал никаких признаков, где его можно найти. Уже три года мы не могли напасть на след исчезнувших братьев Тубертонов. А больше у меня никого не осталось. Никого. Только тётя Кристина, подданная Марилии, но ей совсем не нужно знать, что я осталась жива. Это знание станет опасным для неё. И для меня тоже.
Я смотрела на чёрную зеркальную воду пруда и видела в ней себя. Ещё совсем молоденькую и счастливую, в родительском доме, пусть небольшом, но для меня самом лучшем, который марилийские солдаты сожгли несколько лет назад, во время проклятой Кровавой мясорубки под Зарданом.
Перед мысленным взором мелькали комнаты и коридоры, малая уютная столовая, гостиная, прихожая, огромный бальный зал, широкая лестница...
...Я спускаюсь по ней в шикарном бальном платье на своё совершеннолетие. Внизу стоят мама с отцом с восторженными лицами и Кристоф... Тогда ещё даже не жених... и, конечно, ещё не муж.
Такой красивый дом...
Такие счастливые мы...
Кристоф... смотрит на меня...
Усилием воли я остановила опасные воспоминания. Дальше я запрещала себе вспоминать, иначе становилось больно. За три истёкших года я выдрессировала себя словно цирковую собачонку, и, когда воспоминания становились опасными для расшатанной нервной психики, я принудительно останавливала саму себя, хотя…
Когда жизнь отнимает у тебя всё, остается только вспоминать.
Я плотнее закуталась в шаль. Когда начинала нервничать и переживать, сразу начинала мёрзнуть, хотя совсем не была мерзлячкой. Раньше.
Это был странный внутренний холод, проникающий изнутри, пробирающийся до самого сердца и постепенно превращающий его в глыбу льда.
Как и этот странный внутренний холод, боль моей души тоже шла изнутри.
Иногда я думала, что нестерпимая боль должна ломать человека, его кости и душу, ломать его внутренний стержень, особенно когда эта нестерпимая боль двойная: физическая и душевная. Но, испытав столько боли в жизни, сколько трудно вынести любому обычному человеку, я однажды поняла, что не сломалась. Хотя сначала и думала по-другому. Поняла, что боль закалила меня и сделала сильнее.