— Сам ты червь! — не сдавался мелкий, похожий на щенка-переростка Савка. — Я на этой улице человеком двадцать лет прожил, да ещё сто тридцать призраком. Куда тебе супротив меня!
— Человеком?! — взъярился Феоктист Петрович. — Ворюга ты был, а не человек. И сейчас озоруешь! Зачем таз у Неонилы стащил?!
— Да какой таз, дядя?
— Большой, оцинкованный, она сказала!
— Брешет!
— Кто? Я брешу? — послышалось сбоку. Из ворот дома выплыла грузная призрачная старуха. — Ах ты пёс шелудивый!
— Уймись, бабка, не брал я твой таз! — взвился Савка.
— Брал! — ещё пуще распалилась старуха.
— Брал, я ей верю! — подхватил Феоктист Петрович.
— Господа, прекратите, вы же знаете, как дурно действуют наши ссоры на живых, — вмешался доктор Герт, однако спорщики даже ухом не повели.
— Ты украл! — вопила бабка.
— Ты! — кричал Феоктист Петрович.
— Не я, дурни вы старые! Вот я вас сейчас!..
Он замахнулся, и порыв ветра, взметнув дорожную пыль, отбросил противников назад.
— Ах ты сосунок! — завопил Феоктист Петрович, зверея. Тоже взмахнул рукой...
Понимая, что это добром не кончится, Доктор медлить не стал...
Продавщица Кошкина, проходя в этот миг по улице, очень удивилась увиденному. Позже она рассказывала своим товаркам, что никогда в жизни не видала такого: ветер одновременно принялся дуть со всех сторон. Его чудовищные порывы сопровождались вскриками и стенаниями, от которых кровь стыла в жилах. Температура упала градусов на сорок, а настроение — и того ниже. Так стало тоскливо, так грустно, хоть волком вой.
Она быстренько унесла ноги со злополучного места и впоследствии старалась обходить его стороной.
* * *
— Здравствуйте, Леночка. Давненько не виделись, — голос Амалии отвлёк Ленку от мрачных мыслей. Не ответив на приветствие, она насупилась и вперила взор в увядший газон.
Еще недавно она бездумно шаталась по старому городу, а затем ноги сами привели ее к неказистому фонтанчику в дальнем углу сквера. Она любила сидеть здесь, слушать журчание воды и нескончаемую болтовню дочки основателя города, юной Амалии. Ее разговор отлично успокаивал нервы. Была у Амалии одна замечательная черта — она обожала монологи, а потому ответов не требовала, предпочитая говорить сама. Ленку это более чем устраивало. — Значит, правду говорят, что вы, Леночка, решили отказаться от дара. Напрасно, скажу я вам.