— А что ж… — подумавши, рёк Сусанин.
— Дело говоришь, Богдан… — И взглянул сурово на приведённых. — Како
мыслете?
— Како-како… — недовольно бросил тот,
что спрашивал про царя. — Да никако! Нелепо выходит…
— Почему нелепо?
— Сам смотри! Ежели их царское
величество Михал Фёдорыч на селе, так об этом, почитай, всё село
знает… Вот, скажем, замучали мы тебя, ничего не выпытали. И что ж,
после этого прочь пойдём? Да это курам на смех! Ты уж мне поверь,
мил человек, я в этом толк смыслю — не первый, чай, год разбоем
промышляю. Одного запытали — другого начнём пытать. Один не скажет
— другой обмолвится. Вот ежели бы, кроме тебя, и спросить было
некого…
Нахмурили лбы, призадумались
сокрушённо.
— А ну как… — запинаясь, дерзнул
подобный литвину, — встретили мы тебя… ну, скажем, возле Деревенек…
и велели привести в Домнино, где Михал Фёдорыч… А ты притворно
согласился и в такую нас дебрь завёл, откуда и не выбраться… И ни
души вокруг… Тут-то мы тебя лютой смерти и предадим!
Замерли, переглянулись.
— Точно! — подхватил бывалый
разбойничек. — Только уж не в дебрь, а прямиком в болото. Все там
увязнем — и концы в воду!
— Погодь! — оторопело приказал
Сусанин. — А люди что потом скажут? Скажут ведь: сам заблудился,
старый хрыч…
Вновь закручинились. Скажут, ох,
скажут... У нас ведь народ такой — без охальных баек не живёт.
Но ведь другого-то ничего и не
придумаешь!
— Эх!.. — Крякнул Иван, встал,
подпоясался, шапку нахлобучил. — Стало быть, такая уж у меня
судьба… Ну что, други? Пошли царя спасать.
— Батюшка! — спохватился тут зять
Богдашка. — Да ежели тебя убьют, а сами утопнут, откуда ж я обо
всём об этом узнаю-то?
Но будущие душегубцы пёрли уже
ватагой в сени. Последним шёл тесть. На пороге обернулся.
— А голова на что? — сурово напомнил
он. — Ну, скажешь, послал-де я тебя тайком в Домнино — царя
предупредить… чтоб поглубже спрятался… А чего не докумекаешь — то
историки домыслят.
— Так а что ж мне через семь лет
матушке государыне в челобитной писать?..
— Пожалостнее что-нибудь... Ты,
главное, не суетись. Всё равно челобитная твоя потом потеряется… —
Тень обречённости легла на чело будущего мученика — вздохнул,
опечалился. — Эх, зятёк… Давай попрощаемся, что ли…
Умирать никому не хотелось. Но не
лишать же грядущую Россию баллады Рылеева и оперы Глинки!