2016
В погребе было темно и сыро. Ныли
старые раны, но красный комиссар товарищ Сервис этого не замечал,
поскольку новые ныли куда сильнее.
Третий день допрашивал его
штабс-капитан Благолепов, рафинированный садист, сволочь
золотопогонная, ещё и с моноклем. Всего истерзал, зверюга. А
сегодня, надо полагать, поведут на расстрел. Что ж, пусть ведут!
Пусть посмотрят, как умирают коммунисты. За идею. За правое дело.
Товарищ Сервис в своё время ссылку прошёл, тюрьму, каторгу… Уж
он-то сумеет выкрикнуть напоследок в белые от бессильной ненависти
эксплуататорские зенки: «Да здравствует мировая революция!»
Со скрипом и стуком откинулась
тяжёлая крышка погреба. Болезненно прищурившись, узник взглянул
вверх, на квадрат тусклого света, показавшегося в кромешной тьме
нестерпимо ярким. Обозначились в нём две головы в плоских
белогвардейских фуражках.
— Вылазь, краснопузый…
Покряхтывая от боли в сломанных на
допросе рёбрах, товарищ Сервис кое-как вскарабкался по приставной
лесенке и, подталкиваемый прикладами, проковылял в горницу с
липкими от пролетарской крови полами. Нарочно, видать, не моют.
Чтоб страшнее было.
Странно, однако бледное измождённое
лицо штабс-капитана Благолепова показалось ему на сей раз несколько
смущённым.
— Соблаговолите сесть, товарищ
комиссар…
— Гусь свинье не товарищ, — буркнул
тот и сел на табурет, хотя после такого ответа можно было бы и не
садиться — сейчас собьют на пол и примутся топтать.
Но вместо ожидаемого удара в ухо
последовало нечто странное: штабс-капитан вздёрнул бровь, уронил
при этом из глаза монокль и, кажется, сам того не заметил —
настолько был чем-то впечатлён.
— Да-с, милостивый государь, —
медленно, будто сам удивляясь каждому своему слову, проговорил он.
— Такие вот у нас теперь дела…
— Это какие же? — криво усмехнулся
товарищ Сервис не поджившими ещё после вчерашнего губами.
— А такие, что воленс-ноленс придётся
нам поменяться местами…
Опешил комиссар, даже моргнул
разок.
— В каком это смысле?
— В прямом, милостивый государь, в
прямом... — Благолепов встал и, озабоченно поигрывая моноклем на
шнурочке, прошёлся взад-вперёд по горнице. — Не думал я, честно
признаться, что этот год настанет, а он вот взял да и настал… — с
загадочным видом обронил он.
Товарищ Сервис не понял.
— А какой это у нас год настал? Как
был восемнадцатый, так восемнадцатым и остался…