— Нет…
— Почему?
— Знаете… — В горле становится
шершаво, я откашливаюсь. — Всё было так достоверно…
— Поаплодируем исполнителям! —
восклицает ведущий — и публика отвечает рукоплесканиями.
— Ну хорошо, — продолжает он. —
Девяностые годы! Танки палят по Белому Дому… И неужели ни разу в
ваше сердце не закралось сомнение в подлинности происходящего?
Чтобы глава государства расстрелял из танков Парламент! Да и сама
мысль, будто ведущую мировую державу может возглавить алкоголик, не
отвечающий за собственные поступки…
Актёр, игравший Ельцина, с благостной
широкой улыбкой кивает мне сединами из зала.
Я виновато развожу руками. Мне нечего
сказать.
— Тогда поприветствуем тех, кто
создавал эти замечательные спецэффекты! Танки! Выстрелы! Горящий
Белый Дом!
Гром оваций.
— А люди? — дождавшись относительной
тишины, укоризненно вопрошает ведущий. — Вы же знали их бог знает
сколько времени! И вас не смутило, что ваши знакомые, вчерашние
борцы с религией, словно по мановению волшебной палочки, все как
один стали ревностными православными? Все эти бывшие комсорги,
парторги, преподаватели научного атеизма… Так бывает вообще?
— Своими глазами видел… — смущённо
бормочу я.
В зале весёлый смех.
— Как же вы плохо думали об
окружающих! — насмешливо сетует ведущий. — Вы полагали, будто они и
впрямь, дай им волю, способны разграбить родную страну, разорить
своих лучших друзей, даже подсылать к ним наёмных убийц…
Вслушайтесь! Сами термины: «обуть», «заказать», «развести»… Мы ведь
нарочно подбирали самые нелепые, самые, извините, дурацкие глаголы.
Мы ждали, что вы по меньшей мере насторожитесь! А вы приняли всё
как должное…
Я готов провалиться сквозь настил —
вроде пушкинского Дон Гуана.
— Аплодисменты сценаристам!
Аплодисменты.
— Вот в зале сидит ваша бывшая
сокурсница, — слышу я патетический голос ведущего. — Вы её
хоронили…
— В закрытом гробу… — сдавленно
подтверждаю я.
— Да! — жёстко отзывается он. — Ну и
как вам могло вообще прийти в голову, что найдётся человек,
способный запытать её до смерти? За какие-то бриллианты!..
Светка сидит во втором ряду.
Живёхонькая, рот до ушей, и показывает мне в восторге большой
палец.
— Ваша простота приводила нас в
отчаяние, — нарочито трагически изрекает ведущий. — Я не знаю, кем
нужно быть, чтобы поверить, будто, избавившись от надзора Советской
власти, братские народы немедленно перессорятся. Мы инсценировали
распрю русских с молдаванами из-за Приднестровья, — и вы поверили!
Потом распрю с Чечнёй! С Грузией! Вы и в это поверили... Тогда мы
пошли на откровенный бред: стравили (якобы, разумеется, стравили!)
русских с украинцами… Казалось бы, что может быть абсурднее! Но вы
поверили и в это... — Он приостанавливается и, выдержав паузу,
сухо, чуть ли не с брезгливостью приказывает помощнице: — Вручите
ему букет!