Вставший впереди всех высокий
светловолосый мужчина медленно обернулся и обвёл компаньонов
взглядом — каждый едва заметно кивнул. Они были готовы.
И тогда светловолосый заговорил. И
от тех слов, что вылетали из его нервно подрагивавших губ, по
площади словно бы покатилась волна скребущего беспокойства,
напряжённого ожидания. Казалось, что вот-вот случится что-то, чего
не должно, просто не может происходить в этой умиротворённой
идиллии, разлитой в воздухе…
Потом говоривший вдруг затих, и вся
площадь замерла вместе с ним. А когда ещё через мгновение
послышались глухие шлепки тел о светло-серый камень, натянутое в
воздухе напряжение вспорол первый в этом месте за долгие годы
панический вскрик.
* * *
Путь из Канагавы в Тошиму, где
находился штаб спецотдела, занимал всего полчаса. «Всего», потому
что Кай каждый раз ехала бы все полтора — дорога, скорость,
отрешение от всего вокруг, кроме лавирования в потоке и свиста
ветра… Это пьянило и наполняло жизнь ощущениями. Это было таким
настоящим!.. Куда более настоящим, чем пролетавшие мимо
неоново-каменные джунгли Нью-Токио и его граждане, почти все —
чёртовы ауги, полулюди-полумеханизмы. Включая её саму…
Вылетев на шоссе, Кай мысленно
бросила:
«Доминас, ускорение рефлексов».
На самом деле, она это даже не
сказала, а, скорее, представила, что скажет. Так — намного быстрее,
а компьютеру всё равно.
Доминас сказал, а точнее, послал
ответное: «Модуль Рефлекс-7 активирован», — и как только Кай
почувствовала захлестнувшую волну усиленных ощущений, она вдавила
рычаг акселератора на руле изо всех сил. Зверь отозвался мгновенно,
засвистел электромоторами — и в боковом зрении всё поплыло, оставив
лишь вибрирующее чёткое пятно строго впереди. В мозг по дублирующим
нервы высокоскоростным контурам хлынул вал информации ото всех
органов чувств. Кай улыбнулась, вновь пришпорила байк — и тот,
довольно загудев, прошил поток чёрно-желтой молнией.
«Надо будет погонять тут ещё пару
часов, как только от Мацуды выйду…» — пообещала себе и Зверю
капитан Ицуми, наслаждаясь.
Низкие кварталы префектуры Канагава,
утыканные домами всего по десять-пятнадцать этажей с щедрым
пространством между ними, сначала сменились угрожающе обступающими,
словно уличная банда, сорокаэтажками Сэтагаи, а потом — нависающими
над головой монументальными небоскрёбами Шибуи. Серо-стеклянные
исполины уходили в небо так высоко, что даже солнечные лучи редко
добирались до их подножия, и яркие голограммы рекламы на их стенах
и крышах не выключались никогда. Въезжающий в Шибую или любой из
трёх десятков центральных районов окунался в пёстрое море
негаснущих огней и мерцающих изображений, привыкнуть к которым мог
далеко не каждый. Но каждый из двух сотен миллионов тех, кому не
посчастливилось здесь жить или работать, был вынужден
приспосабливаться.