Он не стал мяться и лебезить, сразу
кивнул.
— Так я с утра могу в город выйти,
как работу закончу, ваша милость. И передам на площади.
Вот такая система оповещения. Не
придумали тут иного способа донести информацию. Нет, конечно, есть
тревожный сигнал, но не стану же я его использовать, чтобы просто
собрать народ.
— Тогда сообщи, что встреча пройдет
послезавтра, — кивнул я. — Ну и родители пусть приходят, если им
интересно, чего уж там.
Старый слуга улыбнулся.
— А что за работа, ваша милость?
Детский труд здесь — норма. Но все же
есть вещи, которые ни один крестьянин не одобрит. Например, за
скотиной следить — нормально, а вот, скажем, рыть канавы или лес
валить, это уже дурно пахнет. И дело не в том, что работа для
взрослых, а в том, что из-за тяжелых условий ребенок пострадает и
превратится в иждивенца, который не факт, что поправится.
— Не сложная, — отмахнулся я. — День
побегают по городу, и свободны.
Воспользовавшись таким образом
сарафанным радио в виде старика, я пошел в поместье. От мощного
зевка едва челюсть не свернул, стоило перешагнуть порог дома. А
добравшись до спальни, я ополоснулся в тазике и, раздевшись, лег в
кровать. Вырубился еще в полете до подушки.
А на утро мне вновь напомнили, что в
моем положении есть и обязанности.
* * *
— Ваша милость, — женщина склонила
голову, приветствуя меня.
За ее спиной стояло довольно много
народа. Но отдельно находились мужчина и девушка. Оба
огненно-рыжие, причем мужик был суровым и огромным, а вот девчонка
рядом казалась игрушечной. На вид ей было лет шестнадцать, и она
жалась к мужчине в поисках защиты, с опаской глядя на меня.
— Ну и что это за столпотворение? —
спросил я, глядя на так и застывшую в поклоне женщину.
— Ваша милость, я и моя семья ищем
справедливости, — подняв голову, отозвалась она.
Хорошо, что я додумался изучить
законы. Сейчас бы стоял, как идиот, не зная, что делать.
Любой житель баронства имеет право
обратиться ко мне с просьбой разобрать спор, и я обязан
разобраться, зафиксировать решение и проследить, чтобы наказание
было исполнено, если оно предусматривалось.
— И кого из этой толпы ты обвиняешь?
— спросил я, кивая в сторону двух десятков человек, собравшихся
перед воротами поместья.
— Всех, — решительно заявила она.
— Ваша милость, не верьте ей! —
гнусавым голосом обратилась ко мне дородная тетка, едва ли не
локтями пробившись вперед. — Это же Корсоны! Все знают...