Крэланд, королевский
кабинет.
— А, брат Томаш, рад, что ты все же
нашел в себе силы явиться по моему приказу.
Его величество Равэн Второй, едва
перешагнувший за четверть века, с насмешливой улыбкой глядел в лицо
мужчины, вошедшего в королевский рабочий кабинет.
Темная ряса, подпоясанная простой
веревкой, но при этом — мягкие сапоги на толстой подошве. Сухие
жилистые руки висели вдоль тела, оставаясь неподвижными при ходьбе.
Брат Томаш стянул с головы капюшон, явив сухое лицо с крупными
скулами, и обвел помещение внимательным взглядом. На вид клирику
было за пятьдесят, но глаза, единственная подвижная часть образа,
смотрелись молодо.
— Я прибыл как только смог, мой
король, — не кланяясь, ответил священник. — Райог простит мне этот
грех.
Показное веселье на лице монарха тут
же исчезло. Равен выпрямился в кресле и махнул рукой на стул.
— Садись, нам нужно многое обсудить,
— заявил его величество. — И для начала, прежде чем мы перейдем к
главному, ответь мне, брат Томаш: с каких это пор твои священники
взялись карать моих подданных?
Клирик не спешил с ответом. Медленно
опустился на жесткое сидение стула, чуть поерзал тощим задом,
заставив мебель скрипеть. Только после этого поднял взгляд на
короля.
— Все мои священники служат Райогу, —
сообщил он, размеренно роняя слова. — И насколько я знаю, ни один
из моих братьев никаких кар не проводил. Мой король, что бы вам ни
сказали, я готов поклясться, что клир вашего королевства к этому не
причастен.
Равен хмыкнул и с брезгливостью на
лице подтолкнул собеседнику лист бумаги с ярким штампом печати
Аркейна в самом низу.
— Прочти, брат Томаш, — негромко
произнес король. — А потом скажи, что ты на самом деле об этом
думаешь. Оставь свои высокие речи для простолюдинов, я прекрасно
помню, что всего несколько лет назад тебя звали иначе.
Клирик спокойно взял бумагу и, держа
ее на расстоянии вытянутой руки, прочел. Равен видел, как с каждым
новым абзацем меняется выражение его лица. Пропала отрешенность,
превратившись сначала в удивление, а после и вовсе гневом. Чего
стоило религиозному лидеру не порвать документ, осталось тайной, но
таковое желание промелькнуло на его обычно равнодушном лице.
— Это... правда? — спросил он
надтреснутым голосом, переведя взгляд с доноса на монарха.
— От начала и до конца, брат Томаш, —
кивнул Равен. — И я не хочу, чтобы подобные настроения возникли на
моей земле. Здесь я закон, и тот, кто посмеет это оспаривать,
должен быть наказан.
