К Игнату Федоровичу лепила относился со смесью почтительности, которая была вызвана тем, что от опера порой волнами исходило ощущение непонятной опасности, и запанибратской дружелюбности. Последняя появилась относительно недавно и объяснялась тем, что после кучи намеков, осторожных расспросов и блужданий вокруг да около Поскребышев уяснил для себя, что Лапша, вроде бы, ничего не имеет против его любви к травлению докторского организма разнообразной фармакологией.
Кум застал Михаила Яковлевича в солдатской больничке. Поскребышев сидел в своем кабинете и, покачиваясь на стуле, крутил перед глазами небольшой стеклянный пузырек. В нем, под слоем жидкости, перекатывалось что-то, поворачивающееся к оперативнику то белой, то темной частями.
– Зуб. – пояснил врач на безмолвный вопрос Лакшина. – Отменный моляр. Смотри, какие корни – мощные, разлапистые. Настоящий дубовый пень. И что? Его хозяин, некто Синичкин, довел этого красавца до Бог знает какого состояния! И теперь он, шестой, правый, нижний, плавает тут в спирту и ждет помещения на полку.
А теперь скажи, есть ли на свете справедливость?
Разумеется, Игнат Федорович и не собирался отвечать на такой риторический вопрос. Уже сам факт того, что Поскребышев затронул эту тему, значил, что врач уже успел принять какое-то из своих снадобий и теперь находится в благостно-философском расположении духа.
– Молчишь? – продолжал лепила, – И правильно делаешь, ибо само это слово – суть категория философская и по сему однозначной трактовкой не выражается.
– А как на счет справедливого акта вскрытия? – вставил Лакшин, который давно понял, если не заткнуть докторский фонтан, то он так и будет журчать до бесконечности.
– Вскрытие? – поднял брови Михаил Яковлевич. – Ах, да… Точно, привезли мне одного жмурика. Тоже ведь, посмотри, жил человек, никого не трогал…
– Зато тронули его… – холодно прервал Поскребышева оперативник. – И я хочу знать, не трогали ли его раньше и все такое…
– Я, собственно, еще не начинал… – врач развел руками в беспомощном жесте и по-простецки улыбнулся.
– Так, давайте, не откладывая, и начнем. Сам понимаешь, Михаил Яковлевич, писулька мне сейчас не нужна – нужна суть.
– Сейчас, так сейчас… – безропотно согласился Поскребышев. Он кликнул медбрата, приказал ему приготовить тело и инструменты для вскрытия, а сам подошел к прозрачному медицинскому шкафчику и стал перебирать упаковки с таблетками и ампулами.