Андрюха понял, пьяно закрыл рот ладонью, подмигнул.
– Не буду, бабушка. Сорвалось про чертей.
Дверь открылась, вошли вооруженные милиционеры, вытянулись перед начальством.
Выслушав рапорт, Андрей хотел было поднести вошедшим по стаканчику, но, совершенно счастливый, старик Каверзин перегнулся через стол и шепотом попросил у есаула разрешения пригласить милиционеров за стол.
– Вы хозяин, – развел руками Букин.
Милиционеры смущенно сбросили полушубки, бочком подсели к столу. Но, оглушенные большими стаканами водки, легко побороли скованность, жадно набросились на еду.
У повитухи сердце болит: «Вот они, супостаты, уже приехали за крестником. Морды красные. Отъели на казенных харчах».
Делать что-то надо. Делать…
Красные морды у милиционеров. С морозу, от водки. Крепко движутся челюсти.
Федоровна посидела немного, вышла из-за стола.
– Жарко как сразу стало… Пойду охолонусь. В голову вино бросилось.
Надела на себя чей-то полушубок, набросила шаль. Вышла на улицу, оглянулась, заспешила домой. На счастье, крестника увидела на улице.
– Федя, иди-ко сюда.
– Крестная? – заулыбался тот. – Тебя и не узнаешь. А я думаю, что за девка идет?
Анна Федоровна зашептала скороговоркой:
– У Каверзиных бабничаю. Так сейчас пьяный Андрюшка болтал, что вас троих сегодня ночью или утром заберут – и к ногтю.
– Кого троих?
– Известно кого: Лучку, Северьку и тебя.
– Не путаешь, крестная? Верно говоришь? – насторожился Федька. От его веселости не осталось и следа. Глаза сузились, резче обозначились скулы.
– Христос с тобой, Федя. Рази я пьяная? Бегите куда-нибудь. Убьют они вас.
– Спасибо, крестная. И до свиданья. Не бойся. С нами ничего не случится.
Анна Федоровна пошла обратно, а Федька отправился к Северьке. Рыжий его чуб воинственно торчал из-под папахи.
На возвращение Федоровны в зимовье Каверзиных никто не обратил внимания. Сила Данилыч сидел уже рядом с Букиным и длинно рассказывал о том, как он участвовал в боях против турок. Потом объявил, что завтра же уедет в Турцию: надоела неразбериха.
– На кого ребятишек оставишь? – икал ему через стол Проня.
– Хозяйство ладное. Оставлю жене. Пусть ростит. А я уеду.
Илья на такие разговоры внимания не обращал. Знал, что пьяный Сила всегда собирается в Турцию.
Отец Михаил с преувеличенным усердием выбирал из бороды капусту. На впалой его груди висел большой крест с распятым Христом. Поп ни с кем не разговаривал, только тихо повторял одно слово: «Христопродавцы».