Насладившись друг другом, Гула пощекотала ноготком плечо царя.
– Меня пугает, что народ Ашшура поверил этой гнусной лжи. Притязания скифянки на родство с Иштар опасны.
– Эти дикие варвары готовы поверить чему угодно, лишь бы броситься на чужое добро.
– Сейчас важно сохранить в тайне существующее положение вещей. Это поможет нанести ассирийцам удар еще до того, как они отправятся в поход.
– Ты полагаешь, что, уличив твою сестру во лжи, мы выиграем первую битву? Внесем смуту в их ряды?..
– Еще какую! Предупреди старшего евнуха, чтобы тот держал язык за зубами. Пусть Сарсехим еще раз попадет в плен к ассирийцам. Вопрос, что он им выдаст?
Бен-Хадад вскочил с ложа, шагнул к окну. Он испытал прилив энтузиазма.
– Ты права! Ты очень права, драгоценная! Твой евнух известит Салманасара, что мы ждем подмогу из Египта.
– А мы ждем оттуда подмогу?
– К сожалению, повелитель реки уклонился от ответа.
– Вот и хорошо. Пусть Сарсехим сообщит, что фараон собирает войско. Только нельзя настаивать, принуждать этого мошенника.
– Конечно, любимая. Он узнает об этом обок, а в послании, которое он должен будет тайно доставить твоему отцу, будет написано, что мы с благодарностью примем и его помощь.
– Теперь – что касается Шами, – откликнулась с ложа сводная сестра. – Нельзя позволить этой проныре утвердиться при дворе Салманасара. Ей следует немедленно указать на ее место. Было бы уместно подвергнуть мошенницу испытанию.
– Какому?
– Об этом мы еще поговорим.
* * *
В тот же день к вечеру над городом собрались грозовые тучи, и на Дамаск благодатно опрокинулись небеса. Дождь лил до утра и щедро напоил землю. С рассветом город ожил. Жители выбегали на улицы, славили Бен-Хадада, затем толпами повалили к храму Баала, засыпали храм цветами. Радовались все, даже местные шлюхи – не храмовые, величественные и надменные, но самые что ни на есть обыкновенные, промышлявшие телом на кладбищах и городских рынках. Весь день они отдавались бесплатно и с нескрываемой охотой.
Храмовые же после полудня пошли в пляс. Время от времени то одна, то другая скидывала с себя одежды, распаляя толпу до предела. Ближе к вечеру жрецы организовали торжественный вынос статуй Баала и Ашерту, а в сумерках праздник переместился за крепостные стены в пригородные сады.
Утром в казармы примчался знакомый смотритель с известием, что царь дал добро на отъезд вавилонской свиты. Писец с радостью поделился – тебе очень повезло, что ты оказался в Дамаске, щедрость государя неописуема. Затем пригласил – ты, Сарсехим, будешь самым почетным гостем, какого я встречал в своем доме.