Больше у меня вопросов к ней нет. Я тушу окурок о стену, кидаю его в урну и, развернувшись, ухожу, не оборачиваясь.
Сонечка
За все приходится платить, эту мудрость я усвоила давным-давно. Вот и сейчас, бредя в потемках по большому холодному дому, представляю насмешливое лицо своего отца, когда до него дойдут слухи о моем постыдном увольнении. А они дойдут, я уверена. Всего лишь вопрос времени. Сколько у меня его осталось до обидных слов о своей никчемности, несостоятельности и моих любимых: «Я же говорил!»? Полагаю, не так уж много. А пока иду в душ, чтобы смыть с себя въевшийся запах бара и стыда. Долго под ним стою, вспоминая, перекошенное от гнева лицо.
Сама виновата! Сама.
Поплатилась за дерзость. Да и можно ли надеяться что, нахамив десяти клиентам, можно выйти сухонькой из воды?
Ну, толкнул и толкнул. Сколько там таких? Недосчитаться! Но задел только он.
Завтра после смены мне отдадут расчет. Папенька не упустит такой момент. По правде говоря, он давно поджидает моего фиаско, словно сидя в кустах с биноклем готовый выбежать, чтобы поймать и тотчас же передать будущему супругу с рук на руки. И, пожалуй, я впервые задумываюсь о том, чтобы начать распродавать свой гардероб. С этими мыслями я и засыпаю, чтобы хоть ненадолго избежать реальности, а вместе с тем и ее жестокости.
Просыпаюсь, как и всегда после смены, после обеда. Зимнее солнце просто светит в глаза, даже не грея. Впрочем, зимой ему и не положено. Вставать не хочется. Единственное желание уткнуться в подушку и сетовать на судьбу-злодейку, жалеть себя и ныть. Раньше бы отец, услышав мои всхлипы, бросил бы мир к моим ногам.
Хочешь куклу — держи! Не эту? Тогда пошли в магазин покажешь какую! Машину? На тебе машину! Платье от «Шанель»? Сколько-сколько? Сдурела?! Ну, ладно-ладно не плачь. Будет тебе платье. Будет…
И было и платье, и машина, и куклы какие только душенька пожелает. Избалованна деньгами, но не отцовским вниманием, я всегда была предоставлена сама себе. Однако меня это не смущало. Другого я не знала. Всю положенную родительскую любовь получала не дома. Ее в нашем отродясь не водилось. В садике, в домах друзей и даже в школе меня любили. Некоторые завидовали, но я не кичилась, а принимала как должное. Всеобщая любовь и признание всегда на грани зависти.