Когда она скрылась за дверью, все облегченно перевели дух. Франческо торопливо уложил свою виолу в громоздкий деревянный чехол, обтянутый кожей, и вместе с Марджори принялся собирать разлетевшиеся по полу и по лестнице вещи. Сложив все в общую кучу, они быстро распределили, что кому нести, и поспешили во двор. Франческо, однако, на миг задержался, настороженно покосился на невольных свидетелей перебранки и сдержанно-вежливым тоном вымолвил:
– Извините нас, господа. Монна Изабелла склонна иногда слишком горячо выражать свое недовольство…
Смутившись и не договорив, он быстро пересек общую залу постоялого двора и исчез.
– Его отругали – он еще и извиняется! – не то удивился, не то возмутился Мак-Лауд.
– Достойный поступок воспитанного человека, – одобрил Гай. – Почему хозяин обоза или родственники до сих пор не сделали этой крайне вздорной особе внушение и не растолковали, что ее поведение в высшей степени неприлично?
– Связываться не хотят, наверное, – предположил Дугал. – Ладно, у них своя дорога, у нас своя. Пошли на пристань? Она недалеко, рукой подать.
– Нет, – остановил попутчика сэр Гисборн. – Сначала нужно завершить одно дело, а уже потом отправляться искать корабль.
– Какое дело? – Мак-Лауд насторожился, предвкушая новую интересную сплетню.
Гай в несчетный раз пожалел о том, что Господь в мудрости своей не пожелал наградить лошадей чуть большим количеством ума, мимолетно посочувствовал самому себе и принялся рассказывать.
Глава вторая
Привет из дома
Тур, Аквитания.
16 сентября 1189 года, день.
Вопреки мрачным ожиданиям Гая, Дугал вполне серьезно отнесся к его обещанию, данному святому отцу, и даже заявил, что сам хотел предложить сходить взглянуть на собор – мол, ему не раз доводилось слышать восторженные речи о красоте и величественности этого сооружения. А река (точнее, реки), пристани и корабли за утро никуда не денутся.
Говорливые подчиненные мэтра Барди, вставшие, похоже, с первыми лучами солнца, если не раньше, их многочисленные лошади и три фургона, громыхавших огромными колесами по камням, заполнили весь обширный двор гостиницы. Гай только сейчас узнал ее название – «Золотой кочет». Для наглядности рядом с ярко размалеванной вывеской болтался вырезанный из медного листа петушок с разинутым клювом и встопорщенным хвостом.