Вспомнил, как Аламар настаивал на цельнометаллическом ошейнике, но отец не позволил, пожалел сына. Так что повезло, даже ножовка не нужна, чтобы освободиться. Слабые женские ручки вполне сойдут…
Ксеон подумал о том, что поделится своим планом с Эльвином, а когда освободится, заберет старого товарища в Ависию, но вовремя спохватился.
Нет, определенно, ошейник Аламара дурно влиял на мыслительные способности.
В конце концов, он не видел Эльвина пять лет.
К тому же Эльвин пострадал, в общем-то, из-за него. На самом деле, конечно, из-за собственной глупости, но ведь ни один дурак себя таковым не считает, а в своих бедах винит кого-то еще.
В общем, все было мутно и непонятно с Эльвином. Что там у него в голове на самом деле? Кто знает?
***
В камере не было окон, и поэтому о наступлении утра Ксеон узнал по скрежету отпираемого замка.
- Эльвин?
Резко сел. В голове снова дернуло болью, но тут же отпустило.
- Нет, ваше высочество. Это я, Дани. Простите, госпожа Эрве заставила Эльвина помогать разделывать свинью.
В душе горькой пенкой поднялось разочарование. Только собрался поболтать с приятелем, а тут… но живо вспомнил о том, что, возможно, перед ним единственная обитательница замка Энц, которой Аламар не зачитал лекцию об опасности ошейника. О том, что каждый, кто попытается его снять, отбросит копыта.
- Доброе утро, Дани, - торопливо пригладил растрепавшиеся волосы, - неподобающий, конечно, вид, чтобы беседовать с дамой. Но ничего не поделаешь.
- Ну что вы, ваше высочество, - улыбнулась несмело, а глаза боится от пола оторвать, - какая же я дама… дамы во дворце.
Пугливая белочка.
Что ж, для пошива шубы требуется много прекрасных шкурок, и с этим ничего не поделаешь.
Ксеон поднялся, шагнул вперед и взял поднос из задрожавших вмиг рук. Он невольно поморщился оттого, что пальцы были в золе, и ногти обломаны. Неприятно, что она вот этими грязными руками еду носит.
- Проходи, будь любезна, - он быстро взял себя в руки, - ты можешь посидеть со мной немного? Пока я поем? А то, знаешь ли, в такой тишине и умом подвинуться можно.
Девушка потупилась, но прошла и остановилась в нерешительности. Ксеон тем временем уселся на тюфяк, поставил поднос на пол перед собой и похлопал ладонью рядом.
- Садись, в ногах правды нет.
Она побледнела. Потом очень трогательно покраснела и замотала головой, едва не сбив плотную, в несколько слоев намотанную косынку.