– За рекой Индом тоже лежит большая пустыня, и жара там не слабее, чем в Египте, – возразил кадусию кто-то из персов.
– Зато в Инде наверняка не водятся те зубастые твари, которых так много в Ниле, – сказал кадусий. – Одному из моих воинов это чудовище откусило ногу, когда он забрел на мелководье.
– Ты имеешь в виду крокодилов, друг мой, – заговорил с кадусием Гистасп. – Уверяю тебя, крокодилы водятся и в Инде. Тамошние племена делают панцири из крокодиловой кожи.
– Если инды убивают крокодилов, значит, они не поклоняются им, как египтяне, – проворчал кадусий. К тому же Индия ближе, чем Египет.
– Оставьте эти разговоры, друзья, – громко обратился к гостям Прексасп, назначенный «оком царя»[26] и восседающий за одним столом с Бардией. – В ближайшие три года все народы Персидской державы будут наслаждаться миром и покоем по воле мудрого царя. Мечи и копья будут спать. У всех нас появится больше времени для охоты, воспитания молодежи и общения с любимыми женщинами. Не лучше ли поговорить о женской красоте, нежели о дальних странах с вонючими крокодилами.
Вокруг засмеялись.
– Отлично сказано, Прексасп! – воскликнул Гаумата, сидевший справа от царя, как и полагалось на пирах сидеть хазарапату.[27]
Гаумата был в приподнятом настроении еще и потому, что в отведенных для него покоях дворца его дожидалась Атосса. Она сама пожелала еще до свадьбы разделить с ним ложе. Этому не стал противиться и Бардия, переселив сестру из гарема в покои друга. Гаумата был благодарен Бардии не столько за самую высокую должность в государстве, сколько за желание породниться с ним.
Тем самым Бардия хотел показать, что Гаумата и его брат Смердис происходят из древнего рода мидийских царей, хотя на самом деле это было не так. Предки Гауматы находились в свите последнего мидийского царя Астиага,[28] который в знак особого расположения подарил одному из них красавицу из своего гарема. Впоследствии распространился слух, будто эта наложница являлась внебрачной дочерью Астиага.
Гаумата не верил в эту легенду, однако и не опровергал ее на людях, так как это выделяло их с братом из всей мидийской знати, давно утратившей свои царственные корни.
* * *
Гаумата шел глухими коридорами дворца, следуя за рабом, который нес в руке масляный светильник. Черный мрак, наползая из всех углов, заполнял огромные помещения, и робкий огонек светильника казался мотыльком, затерявшимся в темной зловещей безбрежности. Когда был поворот либо ступени, раб замедлял шаг, чтобы захмелевший Гаумата мог опереться на его плечо.