Что было еще хуже, по некоторым признакам можно было предположить, что несколько людей – или Рабовладельцев – на короткое время покидали сани во время этой встречи. Он не мог установить, зачем они это делали. Но у него была версия: они могли обменяться пленниками.
Финн стоял неподвижно, уставившись в землю, уже почти ничего не различая из-за сгустившейся тьмы и из-за влаги, набухшей в глазах. Наконец, он повернулся и пошел, медленно и устало, словно все пережитое им напряжение дня навалилось на него сразу. Не обращая внимания на терзавший его голод, он нашел углубление под вывороченными корнями ближайшего дерева и свернулся в нем, обхватив себя руками, спасаясь от надвигающегося холода. Закрыв глаза, он лежал неподвижно. Но сон пришел к нему не сразу.
Финн открыл глаза, когда первые лучи рассвета с трудом пробились сквозь полог деревьев и даже не разбудили еще птиц… Он встал, потянулся, как кошка, прогоняя остатки ночной прохлады, и вновь вышел на поляну. Долго-долго он стоял неподвижно, вглядываясь в землю, надеясь углядеть какой-то другой смысл во встревоженных иголках.
Но его не было. Наконец, он поднял голову, глаза его выражали мрачную решимость. Он должен был выбрать один шанс из трех. И выбор был очевиден. Вихревые сани, которые он преследовал, двигались точно по прямой, строго на северо-запад. С большей вероятностью именно они продолжали двигаться в том же направлении и дальше.
Остались ли на них Джошуа и Джена – это другой вопрос. Он последует за этими санями и узнает – это все, говорил он себе, что осталось сделать.
Он снова побежал ровной, пожирающей расстояние рысцой, не сбиваясь с нее и не останавливаясь. Поздним утром он выбежал из пояса вечнозеленых растений и попал в район парков – широкое пространство лугов, пересыпанных кипами высоких деревьев как островами в море травы. Снова стало трудно распознавать следы саней, но слабые, легчайшие следы все еще оставались, и Финну этого было достаточно.
Он опять бежал весь день. Как и вчера, он время от времени останавливался то ради глотка воды, то ради пучка грубых волокнистых корней. Они лишь самую малость облегчали голод, но он старался не замечать усталости в ногах и растущую боль в легких.
Вечером этого дня бег его больше походил на шаг. Но он все шел и шел, пока тьма не заставила его искать места для ночлега. В эту ночь он заснул гораздо быстрее.