Майор выдержал короткую паузу и закончил фразу, выговорив последнее слово самым ледяным тоном, на какой был способен:
– … к смерти.
– Но мы с семьей будем полностью уничтожены, – заметил Одим, пытаясь выдавить улыбку.
Майор поманил пальцем одного из телохранителей. Тот добыл из-под мундира бумагу.
Майор припечатал бумагу к столу.
– Здесь все написано. Вот, подпишите в знак того, что ознакомлены с новыми порядками.
Пока Одим не глядя подписывал, майор скалил зубы в улыбке, потом добавил:
– Да, и кстати, как иностранцу, вам придется теперь каждое утро отмечаться у моего подчиненного, который будет отвечать за ваш район. Канцелярия разместится в складе по соседству с вами, так что далеко ходить не придется.
– Сударь, разрешите повторить: я не иностранец. Я родился в этом городе, в двух шагах отсюда. Я председатель городского торгового совета. Можете сами узнать.
Одим развел руками, и сложенная в несколько раз листовка выпала у него из-под пальто. Беси не торопясь вышла вперед и, осторожно подобрав, бросила листовку в камин. Майор не обратил на нее внимания, как не обращал внимания и раньше. Задумчиво, словно оценивая реакцию Одима, майор поцокал языком и грубо продолжил:
– Повторяю. Каждое утро будете отмечаться у моего подчиненного. Его зовут капитан Фашналгид, и он у вас под боком.
Услышав это имя, Беси прислонилась к камину. Должно быть, жар разгоревшегося от листовки пламени овеял ее щеки, потому что они вспыхнули румянцем.
Когда майор Гардетаранк и его охрана ушли, Одим закрыл дверь в упаковочный цех и присел к камину. Он медленно наклонился вперед, поднял с ковра изжеванную спичку и бросил ее в огонь. Беси опустилась возле хозяина на колени и взяла его за руку. Довольно долго оба молчали.
Наконец Одим заговорил.
– Ну что, дражайшая Беси, мы угодили в ужасный переплет. Каким образом нам теперь выходить из положения? Где все мы будем жить? Здесь, скорее всего. Возможно, нам удастся что-то сделать с этими обжиговыми печами, которые стояли раньше почти без дела, к тому же у меня есть связи. В этой комнате можно неплохо устроиться. Но если мне запретят торговать, тогда… тогда мы на грани разорения. И они это знают, негодяи. Эти ускуты хотят превратить нас всех в рабов…
– Этот военный, он ужасный. Его глаза, зубы… он пучеглазый, как рак.