- Иван Андреевич? – тихо позвал капитан.
Тишина. Капитан еще раз позвал старика.
- Х-хто тут… - выдохнули из продуха.
- Свои, Иван Андреевич. Привет от Машутки-малютки…
Через минуту люк освободили от крупного мусора, перемещая его в
стороны и стараясь не задевать стеклянные осколки. Внутри тоже
пришлось повозиться с наваленным хламом. Перетащить через люк
носилки с раненым не вышло, а привязывать его времени не было.
Пришлось паре бойцов спуститься и вытаскивать раненого на руках.
Следом передали носилки. Но укладывать сразу не стали, еще как-то
через окно спустить надо. Носилки передали вниз и собрались
передать раненого. Тем временем с цоколя пытался вылезти старик.
Ему помогал боец, подталкивая снизу, сверху тянул другой. Грузное
тело и негнущаяся нога очень мешала. Стоял громкий шорох и один из
бойцов, и сам Лукин, что вели наблюдение за немцами, шикали, но
тише не выходило – слишком много мусора и стеклянного крошева.
Только удалось вытолкнуть старика, как оба наблюдающих тревожно
зашептали:
- Внимание! Тихо!
Один из немцев, спрыгнув с крыла грузовика, где он копался в
двигателе, направился к крыльцу.
- Michel, - сказали ему вслед, - nimm mehr lumpen.
Бойцам с раненым на руках пришлось отойти от окна и прижаться к
стене у двери. Два бойца со стариком нырнули в кладовку. Другому
бойцу пришлось скрыться за дверью кабинета напротив. Лукин метнулся
в палату и, сдернув с койки смятую простыню, скомкал и бросил в
проход. После чего встал за дверной косяк кладовки.
Немец вошел в здание.
- Oh, lappen!
Зазвенели стеклянные осколки. Немец явно поднял простыню и стоял
её рассматривая.
- Schmutzige…
Лукин скрипнул зубами. И чего ему не нравится? Тряпка как
тряпка, и вовсе не грязная. Мятая, это да, и её хватит, чтобы
оттереть руки всему отделению. Немец двинулся по коридору и, судя
по шагам, направился аккурат в ту палату, где укрылась пара с
раненым. Капитан следил за врагом через дверную щель – вот он, еще
шаг и он увидит ребят с раненым. Лукин метнулся к немцу, зажал ему
рот, подбив под колени, осадил на пол. Выглянувший из палаты боец
всадил в грудь нож. Немец затрясся, не желая умирать, заелозил
ногами. Начал биться. Еще несколько ударов ножом и капитан, тихо
матерясь, опустил тело на пол.
- Michel?! - Снаружи эта возня явно была услышана, и немцы
насторожились. - Michel!