Проводив же тогда своим флегматичным
взглядом пробредшую мимо зомбиподобную фигуру вымотавшейся Дориз,
которая словно веник волокла некогда шикарный букет бордовых и
чем-то напоминающих помесь Орхидеи с Розой Больфикокусов, экс-рыжая
лишь пожала плечами и отправилась на кухню, где без проблем стала у
плиты и сварганила себе обильный завтрак из разнообразных
деликатесов, призвав на помощь весь свой, как оказалось, недюжинный
кулинарный талант.
Ну да, ведь стонущая сейчас в своей комнате от переедания Мими
произвела прямо-таки тотальное опустошение на столе, и в столовой
попросту было нечего ловить, поэтому-то всегда спокойная как слон
нью-Милиз и взяла в свои руки судьбу собственного завтрака, ибо из
прислуги никого способного поспособствовать утолению завидного
аппетита молодого растущего организма студентки Польской не
осталось.
Револь — уложив так и не сумевшую подобрать себе надлежащий
гардероб и от расстройства уснувшую Лулиз, прикорнула рядышком,
стараясь лежать на животе, а то после ремня ей некоторое время
теперь будет трудно сидеть. Дориз — вернувшись после рейда в
оранжерею, лишь обработав порезы от шипов отправилась отмокать в
ванную, где благополучно и уснула. А Миро... Миро я нашёл
обессиленной и уже спящей, поэтому лишь хорошенько оттёр бедняжку и
вернул на место её сорванные с себя элементы одежды, после чего
отнёс крепко спящую горничную в её комнату.
Ну а что? В конце концов это ведь всё из-за меня и моей
игры.
В общем, сейчас, когда я уже сгрузил в её собственную постель и
мертвецки пьяную Молин, при этом стараясь не беспокоить Таниз с
Коко, очевидно также уже спящих в комнате Бельской по соседству,
так вот, покончивший со всем этим я, утерев пот, спустился вниз и
присоединился к Милиз.
— Поделишься? А то с этими хлопотами так и не позавтракал, —
смерил я взглядом ту гору вкусностей, которую успела наваять
экс-Жолин и сейчас как раз готовилась придаваться кулинарному
восторгу.
На что с недавних пор платиноволосая девушка, из-за склада
характера, к слову, не особо-то и успешно отыгрывающая мою
легкомысленную и непосредственную ветреную сестрицу, лишь молча
подвинула ко мне свою тарелку, где любовно были выложены самые
лучшие кусочки, так сказать, а затем, стараясь не встречаться со
мной взглядом своих, ныне серебристых глаз, сосредоточенно
принялась заново накладывать себе.