– Каждый раз, когда забываю, – добавил Сафон, – запах напоминает мне, сколько врагов мы перебили.
Снова смех.
– Не бойтесь, скоро лагерь перенесем, – сказал Ганнибал.
Он помолчал, и веселье улеглось.
– Куда, командир? На Марсово поле у стен Рима? – выкрикнул Ганнон.
Ему стало приятно, что многие командиры одобрительно закивали, в том числе Магарбал, командующий конницей Ганнибала.
– Я знаю, что вам хочется этого больше всего, – ответил полководец, – но мой план другой. До Рима около двух с половиной тысяч стадий. Люди устали. Нам не хватит зерна на поход, не говоря уж о пропитании для осады. Стены Рима высоки, а у нас нет осадных машин. Пока мы будем строить их там – на пустой желудок, – с тыла будут угрожать другие легионы Республики. Когда они подойдут, придется отступить, иначе мы окажемся зажаты между ними и городским гарнизоном.
Слова Ганнибала падали, как свинцовый град, и энтузиазм Ганнона увял перед уверенностью полководца. То же уныние виднелось на лицах вокруг и слышалось в перешептываньях рядом.
– До такого может не дойти, командир, – подал голос Магарбал. – Мы разбили их при Требии, на Тразименском озере и здесь, при Каннах. Они уже потеряли сто тысяч солдат. Одним лишь богам известно, сколько погибло всадников и сенаторов, но они составляют изрядную часть от общего числа. Мы можем свободно ходить по их земле, сжигая и грабя дома. Если мы пойдем на Рим, они запросят мира – я знаю!
– Клянусь, ты прав! – поддержал Сафон.
Снова одобрительный шепот.
Слова Магарбала вызвали воодушевление, но Ганнон помнил, как его друг-римлянин Квинт, когда тому было всего шестнадцать, в одиночку встретился с тремя вооруженными бандитами. Это был самый упрямый и мужественный человек из всех, кого Ганнон когда-либо встречал. И такие качества не редки среди римлян. Во время позавчерашней битвы многие легионеры продолжали сражаться, даже когда уже стало ясно, что надеяться не на что.
Ганнибал в раздумье потер пальцем губы.
– Вы уверены? – наконец проговорил он, посмотрев сначала на Магарбала, а потом на старшего брата Ганнона.
– Да, командир. После такой трепки, какую мы устроили позавчера, кто может продолжить сражаться? Никто! – заявил Сафон.
– Он верно говорит, – сказал один из командиров.
– Да, – поддакнул другой.
«Если б Квинт был жив, он бы не сдался до последнего вздоха, – мрачно подумал Ганнон. – Сопротивлялся бы до смерти, но не сдался б».