Вот здесь был дом Ивайло и Райны, здесь Акопа-ювелира, здесь
Степана-лесоторговца, здесь Григория, который держал кирпичный
заводик… Знакомые места изменились, напитались кошмаром
произошедшего и уже не вызывали тёплых чувств. Где-то пятая часть
домов в городе сильно пострадала, и уже были видны бригады рабочих,
разбиравших развалины.
Наконец судовладелец подошёл к своему дому. Его красавец
особняк, что он построил для молодой жены, и на который
заглядывались все жители города, был сожжён полностью. Чёрные
закопчённые стены и провалы окон. Он стоял перед тем местом, что
раньше было крыльцом, и молился. Слишком сильный, чтобы плакать, он
просто молился. Просил Бога, чтобы его жена и ребёнок были живы,
чтобы это всё оказалось лишь ужасным сном.
Потом он подошёл к сохранившемуся дому по соседству и постучал в
дверь. На его стук открылось окно наверху, и недовольный голос
спросил:
- Кого там нелёгкая принесла? Не ведаешь что ли – карантин в
городе?! Никого не принимаем!
- Василий, ты не узнаешь меня? – прокричал, задрав голову
судовладелец.
- Гешов? Ты живой? Я думал, что погиб!
- Я был в плавании, потом карантин. Василий, ты не знаешь, где
моя семья, что с Ефросиньей?
- Ефросинья? Так все умерли! Весь дом вымер! А потом сгорел! –
Богдан видел своего собеседника, почувствовал паузу в его речи
перед последней фразой и разглядел, как забегали его глаза.
- Вы сожгли мой дом? – прямо спросил он соседа.
- Что ты?! Как мы могли! Он сгорел сам! Но там все умерли, все!
Оттуда долго не раздавалось ни звука! Сам понимаешь, чума!
- Ты, Василий? Как же так, ты был гостем на моей свадьбе?
- Что ты знаешь? Ты не видел чумы! Не понимаешь ужаса смерти,
которая может взять любого и даже тебя! Уйди! – и окно
захлопнулось.
Горечь подтупила к горлу Богдана. Он упал на колени, просто
захлёбываясь желчью, его рвало на покрытые копотью камни улицы.
Гешов бродил по городу до ночи. За конём он нисколько не следил,
и чудо, что тот увязался за хозяином. Наконец, уже в полной
темноте, которую разгоняли редкие фонари, он постучался в дверь
епископа Автонома. Иерарх жил в небольшом доме, не демонстрируя
своё положение. Богдана здесь хорошо знали, тот всегда жертвовал
средства на церковные нужды и не раз бывал у иерарха.
Дверь открылась, служитель посмотрел на него и молча отвёл к
епископу, будто его давно ждали. Автоном кивнул ему на стул около
своего стола в кабинете, закончил что-то писать, перекрестился на
иконы и устало спросил: