Он лежал на боку, протягивая ко мне руку. Я глянула на его лицо с вытаращенными в ужасе глазами, и тут лицо залил мех, и Роан свалился клубом блестящей шерсти.
Я села в кровати, протянув к нему руку, но зная, что сделать ничего не могу. На полу лежал тюлень. Большой, с рыжеватым мехом, он смотрел на меня карими глазами Роана. Я только могла смотреть – слов не было.
Тюлень неуклюже пододвинулся к кровати, потом открылся спереди шов, которого не было, и выполз Роан. Он встал, держа в руках новую свою шкуру. Роан смотрел на меня в упор с удивленным лицом. Он плакал, но вряд ли осознавал это.
Я подошла к нему, коснулась шкуры, коснулась его, будто ни та, ни другой не были настоящими. Я обняла его и руками нащупала, что спина его целая, невредимая, кожа гладкая и безупречная, как он сам. Ожоговые шрамы исчезли.
Он снова натянул шкуру раньше, чем я успела найти слова. Тюлень смотрел на меня, обходя комнату неуклюжими, почти змеиными движениями, потом Роан снова вышел из шкуры. Повернулся ко мне и стал смеяться.
Он обхватил меня за бедра и поднял над головой, обернув шкурой нас обоих. Он танцевал со мной по комнате, смеясь, хотя слезы еще не высохли у него на лице. Я тоже плакала и тоже смеялась.
Роан свалился на кровать, положив меня поперек, сам лег на собственную тюленью шкуру. Вдруг я ощутила усталость, страшную усталость. Мне нужно было под душ – и уходить. Я уже не светилась. И была почти уверена, что снова могу создавать гламор. Но держать глаза открытыми я не могла. Только один раз в жизни я напилась так, что отключилась. Вот именно это сейчас и происходило. Я готова была отключиться из-за Слез Бранвэйн или избытка магии.
Мы заснули, свернувшись в объятиях друг друга, завернувшись в шкуру. Последней мыслью у меня перед тем, как заснуть сном глубже любого естественного, была мысль о безопасности. Шкура была теплой, как руки Роана, обнимающие меня, и я знала, что она такая же живая, такая же часть его самого. Я провалилась в темноту, окруженная теплотой Роана, его магией, его любовью.