Вокруг стало темнеть, и мой разум осознал, что мне негде
ночевать. А наткнувшись взглядом на обугленные руины дворца, душа
взорвалась болью.
Я завыла. Отчаянно и надрывно. Я оплакивала себя и свою
семью, меня рвало изнутри на куски, и сдержаться не было никаких
сил. Я рыдала и билась в истерике, катаясь по выжженной земле.
Кричала в ночь и звала отца, рыдая еще надрывней. Мой мир рухнул.
Сгорел дотла. И сейчася сгорала также, жалея об одном: что так
глупо опоздала, что приходилось сгорать сейчас в одиночестве.
Сознание вспыхивало и угасало. Перед глазами то мелькал
солнечный день, то ночное небо. Иногда я шла, но чаще всего
валялась на земле. Тело то отзывалось болью, то было полностью
бесчувственным.
А разум возвращаться упорно не желал. Он остался в
прошлом, где я даркира, где меня любят и уважают, где Мерцающее
озеро ласково искрится на солнце, где братья дарят мне подарки, а
отец лелеет свою единственную дочь...
Сознание вспыхнуло, когда боль резко настигла меня
ударом, а в воздухе послышалось ругательство. Следующая вспышка
отметила тряску телеги. И вроде бы иногда мне заливали в рот воду.
А потом, сквозь пелену, я услышала разговор.
- Кто там у тебя, Эрл?
- Бродяжка, споткнулся об нее на пепелище.
- Так уже два десятка дней прошло. Там разве кто-то
остался?
- Сам удивился, всех выживших давно вывезли, а эту,
видно, пропустили. Я бы и не заметил, если бы сам не споткнулся.
Совсем плоха.
- Так чего тащишь полутруп? Да смотри, от нее одни кости
остались. Оставил бы ее там.
- Не смешно. Приказ ты слышал, а головой своей я еще
дорожу.
- Все равно, она не жилец.
- Пока дышит, везу, перестанет, выброшу в
овраг.
Вспышка погасла, а разум стал блуждать и цепляться за
слова. Пытался их повторить, понять, его что-то зацепило, отчего он
стал ворочаться и пытаться вылезти из тьмы.
"Бродяжка... два десятка дней... выжившие... полутруп...
Стоп... выжившие? Есть выжившие?".
Разум заметался быстрее, а душа заныла с новой силой, но
среди бездны отчаяния и боли появился слабый огонек надежды. Кто-то
выжил? Кто?
Я распахнула глаза и уставилась в дощатый
потолок.
Сознание вяло стало отмечать окружающее отрывками.
Дневной свет, вонь, стоны, жесткое ложе, боль в теле, нестерпимая
жажда.
Повернула голову. Пол. Я лежу на дощатом полу, где-то в
углу большой комнаты, где находятся еще много таких лежащих. А еще
здесь кто-то ходит в длинных платьях. Одно такое платье подошло ко
мне, и я услышала женский голос: