Я принялся душкой бить по Бобкову. Со
всей силы, прямо по лицу с испуганными глазами. Оно, как и положено
лику твари, исказилось. Приняло свое истинное обличие.
Крик, визг, мат… Конечно же Бобков
попытался сначала прикрыться, потом выскользнуть. К этому времени я
переполз на него и продолжал лупить по нему, не останавливаясь.
Даже когда в комнате включили свет и передо мной предстало разбитое
в кровь лицо, побитые руки и море кровищи на постели Бобкова, я
продолжал его бить с остервенением.
Жившие в комнате ребята в первые
секунды настолько были шокированы происходящим, что только
испуганно орали и не вмешивались. Этого хватило, чтобы наконец-таки
вырубить Бобкова и дальше бить по его замершему телу. Лишь после
этого меня стащили и принялись бить ногами.
Наверное, они бы меня убили. В тот
момент все находившиеся в комнате потеряли рассудок. Повезло, что
воспитатель была рядом и услышала дикие крики. Она вбежала, с
отборными матами и оплеухами растащила ребят. В общем, остановила
творящееся в комнате безумие.
Потом пошли разборки с воспитателями,
врачами, администрацией интерната и прочее. Меня порывались даже в
дурку отправить, но в итоге оставили. Только перевели в другую
комнату и первое время за мной следили. Но это уже было не столь
важным.
Бобков был зверем в человеческом
обличии. После моего побоища он превратился в овощ. Даже есть сам
не мог. Зверь в нем умер, чтобы родиться во мне. Но я не Бобков,
держу своего зверя на поводке, выпускаю лишь по необходимости.
– Ну, что, еще по пивку? – с задором
предлагает Роман и, открыв дверь между вагонами, кидает вниз
окурок.
– Давай две возьмем, а? Не, ну чо мы
как эти? Не хотят, пусть не пьют, а мы выпьем, – дополняет
предложение Семен.
Оба оборачиваются ко мне.
– Что вы на меня так смотрите? Я
категорически «за»!
– Ну, и отлично. Трое против двух.
Сдадутся, никуда не денутся!
Роман первым возвращается в вагон, за
ним я, и замыкает тройку Семен.
Пассажиры уже улеглись. Продолжают
бодрствовать пока что наша компания и два старика с боковушки,
попивающие водочку. Вот только в проходе у полукупе с девушками
стоят два каких-то мужика в камуфляжной форме. В вагоне горит
тусклый свет, еле видно. Но этого вполне достаточно, чтобы
разглядеть черные от скверны лица. О чем они говорят, не слышно.
Слышен лишь повышенный тон девчонок и мужчин.