Черт… Все усугубляется тем, что нужно
высказаться сейчас. Потому как в противном случае они договорятся с
Волгиными, а я потом начну переигрывать, и у них получится
конфликт. Этого допустить не хочется.
Тяжко вздыхаю и по возможности
уверенно произношу:
– Я собираюсь расторгнуть помолвку с
Волгиной.
Дед меняется в лице. Глаза отца
округляются. Лица остальных присутствующих в кабинете
вытягиваются.
Секунда повисшей паузы, вторая… Меня
сверлит два десятка глаз. Именно сверлят, въедаются. Я стою прямо у
двери с дипломом в руке, в предвкушении грандиозной жопы.
Сейчас дед заорет. Вот прямо нутром
чувствую, как ему подкатывает.
– Так… Александр и вы, Анатолий
Сергеевич – постоянно отслеживать ситуацию в Омске. Прямо ежечасно,
– принимается раздавать указания дед. – Глеб Иванович и вы, Андрей
Сергеевич, кровь из носа, но найти сотню каких-нибудь оболтусов.
Среди них человек тридцать, не больше, должны быть осветленными. Не
вздумайте усердствовать. Слегка светится и сойдет. В половине
десятого вечера они должны быть на вокзале. Под расписку передадите
людей тому, кто там будет ответственным за сборы.
– А что по оплате? По обмундированию?
– спрашивает главный безопасник Малкин.
– Условия те же, что для наемников на
Иглах. Половину денег сразу, половину через месяц. Все остальное
забота армейских генералов.
Закончив с одной темой, дед
переключается на другое:
– Виктор, созванивайся с Волгиным.
Пусть едет сюда. Будем договариваться. Геннадий Львович, готовь что
нужно. Оборудование, специалистов, рабочих, в общем, все
необходимое. Уже завтра утром это все должно быть отправлено в
Черноярск. Воздухом, поездом – как угодно. У нас неделя. Максимум –
две. Ориентируйся на этот срок. И собирайте бойцов. Если скверна
появится раньше, рабочим понадобится надежное силовое прикрытие.
Вопросы есть?
Вопросов не оказалось.
– Тогда всем за дело!
Мне приходится отойти в сторону. Все
уходят кроме отца и дяди. Дверь закрывается. Теперь в кабинете
вместе со мной остаются четверо.
– Андрюша, внучок, не стой у двери.
Подойди ближе, – даже с лаской произносит дед.
«Ну, точно сейчас писец начнется», –
с этой мыслью подхожу ближе и становлюсь около маленького столика
между отцом и дядей. Понимаю, если сейчас дед разорется, мне
придется сначала выслушать море ругани, и лишь потом, облитый
помоями с головы до ног я смогу что-то возразить, посему сам
перехожу в наступление: