Он не знал, как сумел выжить. Просто каждый день, когда его
самолет был заправлен, а техник проверял и давал «добро» на полет,
Василий взлетал, а потом приземлялся… Но вот между этим «взлетал» и
«приземлялся» было то, о чем вспоминать не хотелось.Не было сил. А
воспоминания приходили. В каждом кошмарном сне. И даже отдых в
Броннице не спасал его от этого ночного кошмара. А ведь ровно через
месяц ему исполнится двадцать девять.
Солнце уже палило, совсем как там в Испании, и Вася вынужденно
расстегнул воротник гимнастерки. Тут, он мог позволить себе
какое-то послабление. Хотелось просто лежать на спине и смотреть,
прищурясь, в ясное небо.
Несколько воробьев оглушительно зачирикали, перескакивая с ветки
на ветку. Вековые липы, насаженные тут еще в царские времена,
нехотя и лениво пошевеливали ветвями, создавая видимость легкого
дуновения ветра. Но ветра не было. Какое-то неестественное
спокойствие, навеянное природой, охватило молодого летчика.
Не смотря на шум музыки, издаваемой духовым оркестром, Василий
Савельев, сталинский сокол, сумел на ненадолго заснуть. Из дремы
его вывел голос аэродромного техника, Павла Тимофеевича:
- Товарищ старший лейтенант, самолет проверен, готов, вылет
через двадцать пять минут.
Это время перед взлетом, было необходимо любому летчику, для
того, чтобы окончательно подготовиться к полету. Эти минуты
Савельев не любил. Он никогда, ничего не мог с этим поделать –
понимал, что это необходимо. Все предписанные уставом и кучей
инструкций проверки выполнял не просто тщательно, а придирчиво,
потому что от этого зависела его жизнь. Эти минуты были самыми
тягостными минутами в его жизни. А вот полет, другое дело! Это были
минуты наивысшего наслаждения. И не имело значения, какой это
полет: тренировочный, испытательный, показательный, как сейчас, или
боевой – полет был главным смыслом его жизни.
Истребитель, эта мощная машина, позволявшая подняться в воздух,
была полностью в его власти – эти ощущения силы и свободы известны
только летчику, только тому, кто хоть раз в жизни самостоятельно
поднимал в небо крылатую машину. И он не был исключением из общего
правила.
Поэтому ему всегда хотелось, чтобы эти последние минуты перед
полетом прошли как можно скорее, он так рвался в небо, так с
трепетом ждал каждого полета, как молодой парень ждет свою
подругу.