– Теперь такой пейзаж там надолго, – произнес появившийся за его
спиной как всегда бесшумно Эрдман. – Лорея – гористая страна,
только столица находится в низине. Зато тамошним чудакам в горах
удобнее за звездами наблюдать, облака не мешают. Вон, глянь
направо.
Дима, чуть наклонив голову, присмотрелся в указанном
направлении. И вправду: на плоской, словно срезанной ножом вершине
одной из гор виднелось казавшееся отсюда игрушечным круглое
зданьице с металлическим, судя по всему, раздвижным куполом. Надо
же, обсерватория. Как местные астрономы забираются на такую высоту
без специального снаряжения, Диме не хотелось даже и думать.
– На вот, держи. – Сурганец протянул ему странное металлическое
приспособление с кривой ручкой на боку, отдаленно напоминающее
древнюю механическую мясорубку.
– Что это? – с любопытством разглядывая замысловатое устройство,
спросил Дима.
– Машинка для набивки пулеметных лент, – пояснил Эрдман, –
нечего без дела сидеть, займись лучше работой.
Машинка оказалась не то чтобы удобным инструментом для
заталкивания патронов в пазы пулеметной ленты, но без нее процесс
шел бы куда менее споро. Дима брал из открытого цинка пригоршню
блестящих цилиндров с торчащей из них длинной и острой пулей,
звонко засыпал их в приемный бункер машинки и, вставив в
соответствующее отверстие опустошенную ленту, напоминавшую длинный
металлический браслет от наручных часов, проворачивал ручку.
Оснащенный боезапас он укладывал в заранее приготовленный ящик.
Тянулись минуты, складываясь в часы, а Дима все продолжал
крутить ручку. Судя по мягким толчкам, покачиванию палубы и
невнятным внутренним ощущениям, цеппелин несколько раз изменил
направление полета, снизился, а потом вновь принялся подниматься
ввысь. Видимо, здесь, как и на Земле, существовали свои мощные
воздушные течения, и ветер, подхватывая легкий летательный аппарат,
заставлял капитана время от времени менять и корректировать
курс.
Отложив в сторону очередную оснащенную ленту и взявшись было за
новую, Дима по привычке отметил, что тон двигателей будто бы
немного изменился. Мерное тарахтение превратилось в густой гул,
словно внутри улья проснулись тысячи недовольных пчел, затем палуба
вновь поплыла под ногами – дирижабль начал разворот. В тот же миг
где-то над ухом задребезжал пронзительный прерывистый звонок, с
лязгом распахнулись скрывавшие бойницы ставни, впуская на орудийную
палубу порывы ледяного ветра.