Пожилой человек, болезненно скривив лицо, с трудом преклонил колени перед святым крестом. Затем, вернувшись к рядам скамеек и присев рядом с центральным проходом в шестом ряду от алтаря, он принялся следить за секундной стрелкой на наручных часах. Через две с половиной минуты он поднял голову и как можно незаметнее огляделся. Его подслеповатые глаза вскоре привыкли к полумраку собора, и он не очень ясно, но достаточно хорошо мог видеть окружающих. Вокруг него находилось около двадцати посетителей. Некоторые, опустив головы, тихо шептали слова молитв, другие, погруженные в свои мысли, молча взирали на огромное золотое распятие над алтарем. Но не они интересовали мужчину. Увидев наконец того, кого искал, пожилой человек успокоился. Все шло по плану. Священник в темном церковном одеянии быстро прошел по крайнему правому проходу вдоль рядов скамеек и скрылся за темно-красной занавесью в глубине собора.
Пожилой человек бросил еще один взгляд на часы – самое время. Монсеньор никогда не опаздывал. Точность была основным правилом Шакала. Выждав еще одну минуту, мужчина с видимым усилием поднялся со своего места, еще раз, насколько позволяло ему состояние его тела, преклонил колени и не очень уверенной старческой походкой прошел ко второй слева кабинке для исповеданий. Отодвинув рукой занавесь, он вошел внутрь.
– Анджелус Домини, – прошептал он и, встав на колени, повторил те же условленные между ними слова, что и несколько сот раз до того в течение последних пятнадцати лет.
– Анджелус Домини, сын божий, – ответил ему голос, принадлежащий невидимой фигуре за черной кисеей. Благословение завершилось тихим, с трудом сдерживаемым, скребущим кашлем. – Не испытываешь ли ты в чем-то недостатка, хорошо ли протекают твои дни?
– Более чем. Благодаря моему другу… Неизвестному другу.
– Что сказал доктор о здоровье твоей жены?
– Он сказал мне то, что, слава богу, не сказал ей. Как это ни странно, но, похоже, я переживу ее. Ее убийственный недуг очень быстро распространяется по телу.
– Очень жаль. Сколько ей осталось?
– Месяц, два… не больше. Очень скоро она окажется полностью прикованной к постели. После этого наши отношения прекратятся.
– Но почему?
– Вы ничем мне больше не обязаны, и я не потребую от вас ничего. Вы были добры к нам, и я сумел отложить кое-что, мои потребности очень малы. Откровенно говоря, предчувствуя то, что ожидает меня, я ощущаю огромную усталость…